Второй звонок был к прокурору. С таким же необычным запросом он уже однажды обращался, и с тех пор прошло больше года; он надеялся, что прокурор не упадет в обморок от удивления.
— Да, вы правильно поняли. Мне нужен ордер на эксгумацию. Да, опять. Нет, не та же могила. Ту ведь уже вскрывали, верно? — Он говорил медленно и отчетливо, стараясь сохранять терпение. — Да, и на этот раз тоже срочно, и буду очень благодарен, если мой запрос будет рассмотрен безотлагательно. Все необходимые документы отправлены по факсу, вы их, вероятно, уже получили. Документы связаны с двумя запросами: один касается эксгумации, другой повторного обыска в доме.
Прокурор, казалось, все еще колебался, и Патрик почувствовал, как в нем поднимается раздражение. С некоторой резкостью в голосе он сказал:
— Речь идет об убийстве ребенка и еще об одной человеческой жизни, которая сейчас находится под угрозой. Я делаю запрос не ради собственного развлечения, а тщательно взвесив все обстоятельства, и потому что это необходимо для продолжения следствия. Поэтому я рассчитываю, что вы приложите всю энергию к тому, чтобы как можно скорее направить мне ответ. Я ожидаю, что он придет еще до обеда. По поводу обоих дел.
Положив трубку, он понадеялся про себя, что его несдержанность не окажет противоположного действия и не затормозит процесс. Ничего не попишешь, иногда приходится рисковать!
Покончив с самым главным, он позвонил еще в одно место.
— Привет, Хедстрём! — усталым голосом ответил Педерсен.
— Доброе утро, доброе утро! Никак ты работал ночью?
— Да, столько всего навалилось под вечер. Но сейчас мы, похоже, более или менее управились. Осталось еще немного писанины, и можно идти домой.
— Похоже, что так. — Патрик ощутил укол совести оттого, что пристает к измученному человеку, только что отработавшему тяжелую смену.
— Как я понимаю, ты хочешь получить результаты анализов золы с курточки и детского комбинезона. Они пришли сюда вчера уже под конец рабочего дня, но тут столько всего навалилось… — Педерсен устало вздохнул. — Я правильно понял, что комбинезончик принадлежит твоей дочке?
— Правильно, — подтвердил Патрик. — У нас тут случился позавчера неприятный инцидент, но она, слава богу, осталась цела и невредима.
— Рад это слышать. Но тогда можно понять, что ты там сидишь как на иголках в ожидании результата.
— Это так, не стану отрицать. Вообще-то я даже не надеялся, что ты уже получил результат. И что же выяснилось?
Педерсен откашлялся:
— Сейчас, давай посмотрим… Да, похоже, что тут нет никаких сомнений. Состав золы идентичен той, которая была обнаружена в легких погибшей девочки.
Патрик слушал, затаив дыхание. Получив ответ, он перевел дух и только сейчас осознал, с каким нетерпением его ждал.
— Значит, все так.
— Именно так, — подтвердил Педерсен.
— А удалось ли вам точнее установить, откуда эта зола? Животные это останки или человеческие?
— Этого, к сожалению, мы не можем сказать. Все так уничтожено огнем, так измельчено. Вот если бы нам образчик покрупнее, мы могли бы установить, но сейчас…
— Я жду результатов обыска в одном доме, где главным образом будут искать золу. Если мы ее найдем, то я немедленно пришлю тебе на анализ. Может быть, на этот раз мы получим более крупные частицы, — с надеждой закончил Патрик.
— Только не рассчитывай на это наверняка, — предупредил Педерсен.
— Я уже вообще ни на что не рассчитываю. Только надеюсь.
Покончив с формальностями, Патрик сидел, нетерпеливо возя ногами по полу. Пока не придет решение прокурора, ему практически ничего не оставалось делать, но он был не в состоянии сложа руки прождать несколько часов.
Слыша, как поочередно приходят на работу другие сотрудники, он решил собрать их на совещание. Нужно было сообщить всем о действиях, предпринятых им прошедшей ночью и сегодня утром, и наверняка кое-кто удивленно поднимет брови.
Он оказался прав: у коллег возникло немало вопросов. Патрик старался ответить, насколько возможно, но пока что оставалось еще много неясностей. Слишком много.
Шарлотта протерла заспанные глаза. Им с Лилиан отвели по кровати в маленькой комнатке рядом с отделением, но обе почти не спали. Так как Шарлотта не захватила с собой ничего из вещей, она легла не раздеваясь и, подняв голову с подушки, почувствовала себя страшно неприбранной.
— У тебя есть гребенка? — осторожно потянувшись, спросила она у матери, которая тоже только что поднялась.
— Как будто есть. — Лилиан стала рыться в своей весьма просторной сумке и, выудив откуда-то из глубины расческу, протянула дочери.
Войдя в ванную, Шарлотта критически осмотрела себя в зеркале. Безжалостно яркий свет лампочки отчетливо выявлял темные круги у нее под глазами и странную психоделическую прическу из всклокоченных волос. Осторожно расчесав спутанные лохмы, она привела голову в более или менее привычный вид. В то же время все, касавшееся наружности, казалось сейчас таким неважным. Из мыслей не шел образ Сары, и от этого словно железные тиски сжимали сердце.
В желудке бурчало от голода, но, прежде чем спуститься в кафетерий, Шарлотта решила разыскать кого-нибудь из докторов и узнать, как обстоят дела у Стига. Всю ночь она то и дело просыпалась, как только за дверью раздавались шаги, и ждала, что сейчас на пороге покажется врач с печальным выражением лица. Но их никто не будил, и она подумала, что в данном случае отсутствие новостей — это уже хорошая новость. Однако лучше было удостовериться самой, поэтому она вышла в коридор, а там стала растерянно оглядываться, не зная, куда идти. Проходившая мимо сестра показала ей дорогу в ординаторскую.
Подумав, включать или не включать телефон, чтобы сначала позвонить Никласу, она решила подождать с этим и сперва поговорить с врачом. Никлас и Альбин, наверное, еще спят, и она не хотела понапрасну их будить, зная, что иначе ребенок потом будет весь день капризничать.
Она просунула голову в указанную дверь и осторожно кашлянула. В комнате сидел долговязый мужчина, пил кофе и листал журнал. От Никласа Шарлотта знала, что врачу нечасто выпадает удача спокойно посидеть, и немного смутилась, что потревожила уставшего человека. Но затем она напомнила себе, по какому делу пришла, и кашлянула уже погромче. На этот раз он услышал ее, обернулся и бросил на посетительницу вопросительный взгляд:
— Да?
— Я по поводу моего отчима, Стига Флорина. Он поступил вчера, и мы ничего не слышали о нем с прошлого вечера. Как он сейчас?
Что это было: ей только показалось или у врача действительно сделалось какое-то странное лицо? Но в таком случае он очень быстро взял себя в руки, и это выражение исчезло так же внезапно, как появилось.
— Стиг Флорин. Да, к утру нам удалось стабилизировать его состояние, и сейчас он в сознании.
— Да что вы! — обрадовалась Шарлотта. — Нам можно к нему войти? Я не одна, со мной мама.
И снова это странное выражение… Несмотря на хорошие новости, Шарлотта почувствовала беспокойство. Неужели он что-то от нее скрывает?
— Я… я думаю, что сейчас это не совсем кстати, — как-то нерешительно ответил врач. — Он все еще слаб, и ему нужен покой.
— Да, конечно. Но вы можете ведь пустить к нему ненадолго хотя бы мою мать. Наверное, это ему не повредит, скорее наоборот. Они очень близки.
— Я понимаю. Но боюсь, вам все-таки придется подождать. В данный момент к Стигу никого не пускают.
