— Но почему же…
— Подождите, потом вам все объяснят, — грубовато заявил врач, и Шарлотта обиделась.
Неужели им во время обучения не прививают навыков, как надо общаться с родственниками? Это же просто наглость — так с ней разговаривать! Пусть благодарит свою счастливую звезду, что ему попалась она, а не Лилиан! Если бы он вздумал подобным образом вести себя с ее матерью, она бы так его отчехвостила, что он бы потом долго приходил в себя. Шарлотта знала, что сама теряется в таких случаях, поэтому лишь пробормотала что-то невнятное и поспешно удалилась.
И что она теперь скажет матери? Во всем этом было что-то очень странное. Все получилось как-то не так, как следовало, но она никак не могла сообразить, в чем тут дело. Может быть, Никлас сумеет ей объяснить. Она все-таки решила рискнуть и набрала по мобильнику номер. Может, он ее успокоит. Ей уже и самой казалось, что все это она себе навоображала.
После совещания Патрик сел в машину и отправился в Уддеваллу. Он не смог просто сидеть и ждать, надо было что-то делать. Всю дорогу он так и сяк прикидывал в уме разные возможности, но все они казались одинаково скверными.
Выслушав объяснения, как пройти в отделение, он по пути все равно несколько раз заблудился. До чего же в больницах все запутано! Возможно, отчасти тут было виновато его плохое чувство пространственной ориентации. Обычно в их семье роль штурмана выполняла Эрика — иногда ему казалось, что у нее есть шестое чувство, которое всегда помогает выходить на правильную дорогу.
Он остановил проходившую мимо медсестру:
— Мне нужно к Рольфу Визелю. Где его можно найти?
Она показала в конец коридора. Долговязый мужчина в белом халате шел впереди, удаляясь в другую сторону. Патрик негромко окликнул его:
— Доктор Визель?
— Да? — Врач обернулся.
Патрик поспешил ему навстречу и протянул руку:
— Патрик Хедстрём, полиция Танумсхеде. Мы разговаривали с вами сегодня ночью.
— Да, верно, — сказал врач и энергично потряс Патрику руку. — И знаете ли, хорошо, что вы успели в последний момент. Иначе мы бы не знали, какое лечение применить к пациенту, и, боюсь, уже бы его потеряли.
— Удачно получилось, — сказал Патрик, смущенный энтузиазмом доктора и в то же время отчасти гордясь собой. Не каждый день удается спасти жизнь человека!
— Входите сюда. — Доктор Визель указал на дверь, ведущую в ординаторскую. Он вошел первым, Патрик за ним. — Хотите кофе?
— Да, с удовольствием, — согласился Патрик и вспомнил, что забыл выпить кофе в участке. Голова была так забита разными делами, что он пропустил эту столь существенную часть своей обычной утренней программы.
Они присели за замызганный кухонный столик и принялись пить кофе, почти такой же невкусный, как в участке.
— Простите, он у нас явно перестоял, — заметил доктор Визель, но Патрик только махнул рукой, показывая, что это не имеет значения.
— Итак, как же вы догадались, что у нашего пациента отравление мышьяком? — с любопытством спросил врач, и Патрик рассказал ему, как вчера смотрел программу «Дискавери», а затем связал это с ранее полученной информацией.
— Да, случай необычный, поэтому нам так трудно оказалось его определить. — Доктор покачал головой.
— Каков теперь прогноз?
— Он выживет, однако последствия будут сказываться всю жизнь. Очевидно, он получал мышьяк в течение длительного времени, и последняя доза, судя по всему, оказалась довольно большой. Но все это мы еще выясним позже.
— По анализу волос и ногтей? — спросил Патрик, узнавший про этот метод из вчерашней программы.
— Да, именно так. Мышьяк остается в организме, накапливаясь в волосах и ногтях. И, определив количество мышьяка и сопоставив его со скоростью роста тканей, мы можем с высокой точностью узнать, когда он получал мышьяк и в каких дозах.
— И вы проследили за тем, чтобы к нему никого не впускали?
— Да, мы распорядились об этом, как только у него было диагностировано отравление мышьяком. К нему никто не имел доступа, кроме лечащего медицинского персонала. Между прочим, его падчерица только что приходила сюда и спрашивала, как он, но я сказал только, что состояние больного стабильное, однако пока видеть его нельзя.
— Отлично.
— Вы уже знаете, кто это делал? — осторожно спросил доктор.
Немного подумав, Патрик кивнул:
— Да, предположительно это нам известно. Надо надеяться, что еще сегодня будет получено подтверждение.
— Да уж, никак нельзя, чтобы человек, способный на такое, разгуливал на свободе. Отравление мышьяком вызывает крайне болезненные симптомы, прежде чем наступает смерть. Жертва испытывает большие страдания.
— Да, я уже знаю, — хмуро сказал Патрик. — Есть как будто и такая болезнь, которую можно спутать с отравлением мышьяком?
— Синдром Гийена-Барре, — подтвердил врач. — При этой болезни иммунная система начинает уничтожать нервные клетки организма и разрушает так называемую миелиновую оболочку. Ее симптомы очень напоминают картину мышьячного отравления. Если бы не ваш звонок, мы, скорее всего, поставили бы ему этот диагноз.
— Да, иногда требуется немножко везения. — Патрик улыбнулся, а затем продолжил уже серьезно: — Но как и договорились, следите за тем, чтобы к нему никто не входил. Тогда мы еще сегодня доведем это дело до конца.
Пожав руки, они расстались, и Патрик снова вышел в коридор. Ему показалось, что вдалеке промелькнула Шарлотта. Дверь за ним закрылась.
~~~
Это был вторник — день, когда ее жизнь окончательно рухнула. Она навеки запомнила его — стояла холодная, пасмурная ноябрьская погода, моросил дождь. Впрочем, детали стерлись из памяти. Осталось только воспоминание, как пришли друзья отца и сказали, что мама сделала нечто ужасное, а ее заберет тетя из социальной службы. По их лицам она видела, что их мучает совесть, так как никто не предложил приютить ее хотя бы на первые дни, но никому из богатых друзей папы, как видно, не хотелось держать у себя такую противную толстуху. Поэтому, ввиду отсутствия родственников, ей пришлось, собрав самые необходимые вещички, отправиться с тетенькой, которая за ней явилась.
Все, что последовало далее, сохранилось только в ее снах. Не то чтобы кошмарных: в общем-то, у нее не было причин жаловаться на три приемные семьи, в которых она поочередно провела годы, оставшиеся до восемнадцатилетия. Но от этого времени осталось мучительное чувство собственной ненужности, поскольку для окружающих она представляла интерес лишь как некая диковина — ожиревшая до неприличия четырнадцатилетняя девчонка, притом дочь осужденной убийцы. Сменявшие друг друга приемные родители не выказывали никакого желания поближе узнать девочку, которую им передали на
