Шотландии. Если бы она вышла замуж за Рандольфа, он обеспечил бы счастливое будущее ей и ее детям, но какое приданое может принести ему Элизабет? Несколько породистых лошадей и похвалы от двух враждующих королей?
Больше у нее ничего не было.
— О чем вы задумались? — озабоченно спросил Рандольф. — Элизабет, очнитесь и перестаньте думать!
В голосе Рандольфа Элизабет послышались приказные ноты.
— Вы запрещаете мне думать?
— Я прошу, а не запрещаю!
Элизабет Гордон хотелось о многом рассказать Макквину, но портить печальными размышлениями такой праздничный и веселый день не решилась. Пусть эти мысли и прекрасные волнующие воспоминания о ее встречах с Макквином останутся при ней. Элизабет будет помнить о них всегда, и они помогут ей в дни печали и одиночества.
Элизабет прижалась к Рандольфу, и он так сильно сжал руками ее плечи, что она чуть не вскрикнула от боли.
— Наверное, нам пора возвращаться. Кажется, весь праздник мы провели в объятиях друг друга, — проговорила Элизабет, улыбнувшись.
Рандольф, не обращая внимания на ее слова, отступил на несколько шагов и, скрестив руки на груди, вдруг резко спросил:
— Кто он?
Элизабет удивленно вскинула голову:
— О ком вы говорите?
— О мужчине, которому вы подарили свое сердце.
Назовите его имя.
Резкий тон Рандольфа и его внезапная холодность обидели Элизабет. Неужели он не поверил в искренность чувств и счел ее поведение легкомысленным? В таком случае ей следует придумать имя несуществующего возлюбленного и сообщить его Макквину! Заставить помучиться от ревности и унижения. Элизабет считала, что задеты ее гордость и достоинство.
— А почему должен существовать другой мужчина? — холодно промолвила она.
— О ком же, как не о другом мужчине, вы думаете?
По-моему, обещаний Богу вы не давали!
В глубине души Рандольф надеялся, что никаких обещаний Элизабет Гордон никому не давала: ее поведение убедительно доказывало это. Только мужчины могут позволить себе раскованность и легкость в общении с женщинами и время от времени забывать»
О своих обязательствах. С точки зрения Макквина, как, впрочем, и многих других мужчин, женщины должны свято хранить верность мужьям и не нарушать моральные принципы. Им отведена в обществе определенная роль, и ни на что большее они не могут претендовать. Тем не менее ревность, охватившая Рандольфа, не исчезла.
— Упоминая Бога, вы себя и остальных мужчин возносите до его высот? — усмехнулась Элизабет, Рандольф стиснул зубы. Свет праздничного фонарика упал на его лицо, и Элизабет увидела, каким оно стало суровым.
— Элизабет! — вдруг громко позвал Рандольф. — Чтобы услышать ваше признание, я готов встать перед вами на колени!
Если бы Рандольф знал, как Элизабет хотелось рассказать ему о своих чувствах и назвать его имя! Но страх признать свое поражение, чувство гордости и достоинства не позволяли ей этого сделать.
— Рандольф, давайте закончим этот разговор. Вы забыли, сегодня праздник святого Николаев, и все вокруг веселятся и смеются!
Рандольф долго и пристально смотрел ей в глаза, а потом твердо и решительно заявил:
— Я дал себе обещание и не нарушу его: рано или поздно вы будете принадлежать мне!
Элизабет вспыхнула.
— Ах, вы хотите обладать мною? — дерзко спросила она. — Так попробуйте выиграть пари!
В глазах Рандольфа мелькнул гнев:
— Бог создал мужчину для того, чтобы повелевать женщиной!
— Вот как! — воскликнула Элизабет. — Тогда слушайте меня, лорд-повелитель: я не могу и не хочу оставлять службу у короля!
— Я поговорю с ним! — настойчиво произнес Рандольф.
Элизабет Гордон презрительно усмехнулась:
— Я не прачка, которую хозяева могут передавать из рук в руки! О переговорах с королем не может быть и речи!
— Что я должен вам пообещать, чтобы вы мне поверили?
Элизабет опустила голову и задумалась. Ее сердце уже давно принадлежало Рандольфу Макквину, но признаться в этом она не решалась. Женщина была убеждена, что он не доверяет ей, и более того, многое скрывает. Давним мечтам Элизабет о счастливой семейной жизни с любимым человеком, похоже, не суждено сбыться.
— Во время веселого праздника Рождества вы, надеюсь, примете мое предложение, — сказал Рандольф, глядя в глаза Элизабет.
Она продолжала молчать. Рандольф приподнял ее подбородок и проговорил:
— А пока прекратим этот разговор.
«Нет, — подумала Элизабет. — Кое-какие секреты мною еще не разгаданы», — а вслух спросила:
— А где вы собираетесь встречать Рождество?
— Буду молить Бога встретить его в ваших объятиях, — шутливо произнес Рандольф, и Элизабет показалось, что его выразительные голубые глаза лгут.
На следующий день в замке Дугласа началась подготовка к встрече Рождества. По традиции, все помещения украшались плющом, а каждая трапеза теперь начиналась с сыра, свежего черного хлеба и поиска счастливой монетки, запеченной в одну из лепешек.
Дети по несколько раз в день собирались в часовне и разучивали псалмы, которые им предстояло петь в сочельник во время вечерней молитвы. Все улыбались — и хозяева, и слуги. Торговцы раскладывали на прилавках свои лучшие товары, а в каждом углу замка горели факелы и новые рождественские свечи.
Через два дня после праздника святого Николаев английский монарх наконец приказал Элизабет Гордон явиться к нему. Она уже подходила к его личным покоям, как вдруг отворилась соседняя дверь, и из нее вышел один из посланников. На нем не было камзола герольда, но Элизабет сразу узнала его — посланника Катберта.
Макгилливрея — официального короля северной и северо-западной Шотландии и заклятого врага Рандольфа Макквина. В проеме двери ей удалось увидеть Реда Дугласа. Он сидел в кресле, обхватив голову руками и закрыв глаза.
Зачем Макгилливрей прислал герольда к Реду Дугласу — человеку, присягнувшему на верность английскому монарху? Беспокойство охватило женщину. Значит, Рандольф Макквин находится в замке не случайно?
Что же скрывает он от нее?
Элизабет Гордон задержалась у двери, ведущей в королевские покои, и решила, что с Робертом Брюсом она прежде всего обсудит появление в замке Дугласа герольда Макгилливрея. О своих отношениях с Рандольфом Макквином сообщит королю позже.
Эдуард II Плантагенет сидел на богато украшенном троне около дубового стола, покрытого белым льняным холстом, вышитым золочеными нитями.
Стены комнаты были украшены плющом, повсюду горели свечи. На короле была длинная бледно- голубая накидка, которая, как отметила Элизабет, очень шла к его глазам.
Эдуард II увидел герольда и сделал приглашающий жест. Элизабет Гордон опустилась перед королем на колени, но тот велел ей встать и подойти поближе.
— Я согласен на обмен, — объявил Эдуард II Плантагенет и пояснил:
