Кто-то из слуг выбежал на двор выполнять приказание. Когда Омару было дано разрешение удалиться вместе с золотыми монетами, которые с триумфом нес на подносе раб, он увидел толпу, собравшуюся у одного из выходов со двора аудиенции.
В центре толпы двое стражников держали за руки вырывавшегося бродячего актера. Третий лезвием ножа разжимал его зубы, а четвертый турок горсть за горстью пропихивал песок из мешка между обескровленными губами своей жертвы. Лицо мужчины потемнело, и временами он страшно стонал.
Почувствовав подступившую тошноту, Омар развернулся и пошел прочь, искать свою палатку. Следовавший за ним раб, высоко держа поднос с золотом, тоже развернулся и задержался, чтобы еще раз бросить взгляд через плечо на происходящее.
Той ночью Омар допоздна засиделся над своими книгами. Неожиданно он обратил внимание, что чернокожий раб, тот самый, который нес поднос с золотом, не уснул, как обычно, на пороге палатки. Он припал к земле и бормотал нечто невнятное. Другая тень мелькала у входа в палатку, и в конце концов чей-то шепот заставил Палаточника отодвинуть в сторону свои вычисления.
– Уайа, ходжа, – закричал раб, увидев, как он поднялся, – правда ведь, колдовская ночь! Твой раб-пес боится.
Другой раб пробормотал что-то в знак согласия, приветствуя Омара.
– Дай нам позволение посидеть у ног господина мудрости. Мы боимся этой ночи.
Придвинувшись ближе к зажженной лампе, странный слуга рассказал, как он возвращался через развалины после вечерней молитвы и увидел свет над одним из курганов. Но не свет луны, поскольку ее на небе не было, господин мудрости это хорошо знает.
Но в кругу этого света явилась белая фигура. Подойдя ближе, слуга заметил еще кое-что: полуголое тело мужчины, движущегося как змея по земле, и орла, огромного коричневого орла, горделиво вышагивающего в кругу света.
– Вах! – вскрикнул чернокожий слуга, который сам ничего не видел, но которого потрясла эта история. – Это происходило на самом высоком холме, и белый дьявол говорил с орлом, в то время как другой превратился в змею. Там еще оказался нож. Эй… ай… какое-то странное колдовство, и мы боимся.
– Тело, что ползло, – добавил другой важно, – это тот мертвый актер с песком в брюхе. Еще я слышал… слышал, как произносили ваше имя, о господин мудрости. Они творят великое колдовство!
– Где?
– Вон там!.. Выше… на высоком холме.
– Возьми факел, – нетерпеливо приказал Омар, – и покажи мне дорогу.
Вероятно, слуга видел кого-то, кто хоронил фигляра среди песчаных холмов, но в любом случае у Омара не было никакого желания иметь подле себя всю ночь этих насмерть перепуганных туземцев. Слуга неохотно подчинился, а негр последовал за ним, держась как можно ближе к астроному, почти наступая ему на пятки. После того как они вышли из лагеря, проводник отыскал тропинку, которая петляла среди разрушенных стен, пока не вывела их к тому, что когда-то представляло собой широкую улицу. Там он остановился, притворившись, будто встряхивает факел, чтобы тот ярче светил.
– Осталось совсем чуть-чуть, господин, вот туда, направо. Твой раб… твой раб… подождет…
Омар взял у него факел и широким шагом пошел дальше. Немедленно он услышал за спиной топот и осыпающийся гравий. Оба слуги со всех ног бросились бежать прочь из развалин. Омар пошел дальше в одиночестве, поглядывая по сторонам, пока не заметил слабый свет где-то над собой.
Он находился в развалинах некогда огромного сооружения, храма, которые Омар уже обследовал при дневном свете и знал, где искать проход, выводящий к песчаным курганам. Когда он взобрался на возвышение, то направился на слабый свет, который, похоже, проникал наружу из расщелины в кирпичной стене. Все же он был ярче, нежели свет от обычной масляной лампы, и мужчина, сидевший в кругу света, поднялся ему навстречу, словно он все это время только и ждал прихода Омара.
– Кто-то уходит, кто-то приходит, – произнес он.
Мужчина оказался ниже ростом, чем Палаточник, с густыми бровями и курчавой бородой. Он накинул белый арабский бурнус на свои широкие плечи, но мало походил на араба.
Указав кивком головы на землю, он привлек внимание Омара к телу, которое там лежало, телу шута с торчащей из-под ребер рукояткой кинжала.
– Я прервал его предсмертные мучения, – сказал незнакомец.
Омар перевел взгляд на хищную птицу, хлопавшую крыльями у самой земли. Он ожидал увидеть грифа или сокола, но в хищнике он признал орла. Когда Омар приблизился, огромная птица затихла, только ее полупрозрачные глаза ярко горели.
– Мой товарищ, – объяснил незнакомец. – Больше того, он присоединяется ко мне на вершинах и спускается ко мне с неба.
– Кто же ты сам?
– Человек с гор. – Когда незнакомец говорил, его вытянутый подбородок выдавался вперед, яркие глаза вспыхивали. – Человек из Рея.
Древний город Рей лежал почти внутри гор, которые окружали покрытую вечными снегами вершину Демавенд, величественнейшую из вершин Персии. И хотя этот мужчина мог оказаться и персом, у него был акцент египтянина, а хорошо модулированный голос – человека, свободно изъяснявшегося на многих языках.
– Ты ведь, – его взгляд не отпускал Омара, – Омар Палаточник, придворный астроном. И нет в тебе покоя. Вот отчего ты здесь, в храме Истара, беседуешь со школяром, которого многие считают сумасшедшим. Я – Хасан, сын Сабаха.
– Какие странные похороны ты организовал, Хасан ибн Сабах.
– Это не похороны. Воля Аллаха, я оставил это рабам. Мое дело сделано.
– Ты студент. Ты изучаешь смерть?
Хасан размышлял над услышанным, словно эта мысль была для него внове.
Он казался старше Омара. Его шея, вся в рубцах, и мускулистые руки – все напоминало зверя.
– Я ищу истину, – наконец проговорил он, – во многом. Этого танцора я нашел там, куда его выбросили, за воротами лагеря, на съедение собакам. Вот я и принес его сюда, на высокое место, где небесные птицы вычистят его кости. Я проткнул его кинжалом, дабы освободить его от боли… Все в лагере боялись сделать это, поскольку Малик-шах приказал лишь забить глотку этого говорливого глупца песком… Но больше всего мне хотелось найти друзей, настоящих друзей. Вот я и ждал, долго ждал здесь, в Вавилоне.
Речь Хасана не напоминала ни речь придворного, ни то, как говорили мусульманские ортодоксальные проповедники.
Омару пришло в голову, что его собеседник скорее держался под стать самому Малик-шаху.
– Скажи, приходилось ли тебе ждать, когда появится знамение? – внезапно спросил Хасан.
– Ты нашел знамение здесь, в Вавилоне, о сын Сабаха? – вопросом на вопрос ответил ему Омар.
– Да, когда этот танцор умер. Ибо теперь, в эту минуту я повстречал человека, кто знает, что хочет, и кто ищет доказательство своей правоты. Милостью Аллаха я могу подружиться с Омаром Палаточником! Кажется мне, так было предопределено и записано, и этому следовало случиться… Но звезды уже гаснут, я иду вниз.
При этих его словах холм внезапно погрузился в темноту. Но Хасан не казался обеспокоенным этим. Утверждая, что он знает лабиринты развалин не хуже, чем жрец свой винный погреб, он взял Омара за руку и начал двигаться по узкой тропинке. Порой они совсем ничего не видели перед собой, но все же Хасан продолжал торопливо отмерять расстояние своими широченными шагами. За собой Омар слышал хлопанье крыльев, как будто гигантский орел сопровождал их. Затем, не произнеся ни слова на прощанье, Хасан выпустил руку своего спутника и растаял в ночи. Хлопающие крылья удалялись, затем все звуки пропали.
В своей палатке Омар нашел поджидавших его рабов, скорчившихся на земле у зажженной лампы. Перед тем как заснуть, он поразмышлял немного, вспоминая свою встречу с Хасаном, наделенным даром доводить все до абсурда. Омар не сомневался, что тот ждал его появления (странный слуга, поведавший якобы приключившуюся с ним историю, исчез) и что, сам того не ведая, он, Палаточник, был подвергнут испытанию. Свет, без всякого сомнения, исходил от какой-то умело расположенной и укрытой от глаз лампы. Но кто, кроме как для охоты на газелей, когда-либо приручал орла?
