господин, день и ночь вел разговор в школе для длиннобородых. И какие слова он говорил! Да не допустит Аллах больше ничего подобного. Он сказал, будто звезды перестали перемещаться.
Исхак слушал его, не веря своим ушам.
– Кроме того… – продолжал погонщик, передавая слухи, жуя темно-красные зернышки граната, – умх, он сказал, будто солнце не двигается. Да, я ведаю про Самарканд, где живут китайцы, да, и про Обитель Аллаха в Мекке, и много иных премудростей слышали мои уши. Но никогда не слышал я, чтобы ученый муж или дервиш утверждали, будто солнце не восходило и не садилось. Чтоб тебя собаки покусали и проклятие смерти Кербала напало на этот дом.
И с этой парфянской стрелой, приберегаемой напоследок, он пнул осла в ребра и отбыл прочь. Исхак встал и отправился жаловаться Зулейке на плохие новости.
– Говорила я, – заметила дородная хозяйка кухни, – что никакой выгоды не принесут ему все эти разговоры о козмлогии и вчилениях?
– Ай-алла, это что еще такое?
– Ладно, пусть будет вычилении, какая разница. Ой, ме, ну зачем господину понадобилось измерять время?
После кухни Исхак направился к узорчатой решетке гарема – Айшу отправили в Каср-Качик, чтобы она укрылась там от жары и духоты города. Не без злого умысла он объяснил ей, как их господин привел в бешенство весь Нишапур. Айша с тревожным чувством обдумывала услышанное.
– Если наш господин утверждает, что солнце стоит на месте, – в конце концов промолвила она, – значит, так оно и есть. Кто может знать больше, если не он?
«Эта ссора с учеными мужами может принести беду, – решила она, – но, пока Омар пользуется покровительством султана, его враги могут причинить ему вреда не больше паршивых собачонок, кусающих прохожих за пятки».
Исхак возвратился к своим воротам очень озадаченный. Внимательно смотрел он на красный шар солнца, по мере того как тот исчезал за краем далекой равнины. Не было ни тени сомнения – солнце не изменило свои привычки. Оно садилось где-то там, куда взгляд не мог дотянуться, так же, как в тот вечер, когда начал использоваться новый календарь Омара, годы назад. Исхак стал считать годы на своих скрюченных пальцах и обнаружил, что с тех пор прошло уже целых тринадцать лет. Что это говорили тогда муллы о плохом предзнаменовании в первый час этого нового календаря?
Знамена смерти висели в небе, совсем как сейчас, этим вечером, эти алые полотнища. Нет, солнце не изменилось.
Исхак стал нести дежурство у ворот, чтобы собрать как можно больше новостей, поступающих из Нишапура. Он услышал от торговца рабами, будто ходжа Омар продолжал работу в «Обители звезд» вместе со своими математиками и будто Академия все еще гудела, погруженная в обсуждение тех нелепых и абсурдных речей. Торговец, который оказался человеком добрым, думал, что, возможно, Омар был пьян в тот момент и ему следовало бы совершить паломничество в святыню благословенного имама в Мешеде, которым он сумеет искупить свою ересь.
Весь в клубах пыли, по направлению к Самарканду галопом промчался дворцовый гонец, крича на ходу крестьянам и пастухам, чтобы те ушли с дороги и дали ему проехать.
– Какие новости? – закричал Исхак.
Через плечо на полном ходу гонец ответил:
– Плохие. Султан Малик-шах умер.
От Балха до Багдада известие о смерти Малик-шаха разнеслось со скоростью, с которой мчались из конца в конец страны лошади на полном скаку. Султан заболел на охоте, и, хотя его врачи делали ему обильные кровопускания, через несколько дней он умер, так и не назвав никакого преемника.
И в Нишапуре, и в Исфахане большие караваны сворачивали с дороги и поворачивали обратно, в то время как в разных местах могущественные эмиры собирали вооруженные войска. Армия, осаждавшая Аламут, отступила, потому что ее командующий сразу же поспешил присоединиться к лагерю Баркиярка, сына Малик-шаха, которого поддержали сыновья убитого Низам ал-Мулка.
Одновременно халиф Багдада утвердил преемником трона другого сына султана. Шли дни, и вскоре все вооруженные люди империи собрались под знамена двух соперничающих лагерей и разразилась гражданская война.
Поскольку Аламут уже никто не пытался захватить, Хасан ибн Сабах незамеченным сбежал в Каир, чтобы провести совет с главами ассасинов в Египте. Гражданская война, истощавшая и разрушавшая Персию, способствовала осуществлению его планов, поскольку его сторонники и последователи не теряли времени и безнаказанно распространяли свои проповеди во всевозрастающем хаосе междоусобицы. Кто бы ни получил трон, Баркиярук или Мухаммад, Хасан получал выгоду от их борьбы. Между тем и в Сирии имелись замки, которые следовало захватить. Его последователи уже перестали маскироваться и укрепляли крепость Дизх-Кох в Исфахане, а в планах уже маячила мировая империя, хорошо организованная и совершенная, которая будет создана с магистрами ассасинов в Каире.
Прошли годы, прежде чем его рука стала заметной в событиях Персии, а затем его последователи потерпели неудачу в попытке убить Баркиярка, получившего власть в победе над своим соперником.
При первом же известии о смерти Малик-шаха Айша с трудом, но заставила Исхака отвезти ее обратно в Нишапур, в небольшой дворец рядом с парком и улицей Продавцов Книг. Здесь ей следовало быть рядом с Омаром, проводившим почти все свое время в «Обители звезд», где трудился над пересмотром геометрии Евклида.
Айша собрала вместе несколько вооруженных слуг, главным образом арабов, всегда голодных и бесстрашных людей, мало интересовавшихся делами остальных персов до тех пор, пока их хорошо кормили и хорошо им платили. Айша также купила резвых лошадей и вьючных верблюдов на базаре. Теперь, когда защитник Омара отправился к милосердному Аллаху, она решила, что лучше всего собственным мечом защищать свою спину и иметь наготове лошадей, которые могли бы вывезти их из Нишапура в любое время. Она не доверяла персам, которые вели себя как овцы: то кормились здесь, а то всем стадом перебирались на другое место.
Айша не заметила никаких особых перемен в жителях Нишапура. Разве только они больше не собирались толпой у ворот дома Омара, прося о его покровительстве. Сейчас, когда началась гражданская война, знать, естественно, искала новые союзы, а толпы в мечетях говорили только об армиях, которые шли из Багдада или Рея. Ночью ворота города закрывались и конные патрули объезжали улицы.
Спустя какое-то время имперский казначей прекратил выплачивать жалованье царскому астроному. И когда Омар нуждался в деньгах для своих учеников, он отсылал своего управляющего на базар взять в долг денег. Да и в сундуке, который ревностно охраняла Айша, всегда имелось достаточно золота.
Как-то она попыталась убедить Омара съездить в лагерь Баркиярка, только что победившего армию Багдада. Эта поездка казалась Айше прекрасным шансом сделать новые пророчества. Разве не написал придворный поэт султана, Му'иззи, оду, воспевающую победу, хотя одновременно и тайно послал побежденной стороне утешительные строки своей поэмы? Но Омар уверил ее в том, что не надо уезжать из Нишапура, так как скоро произойдет лунное затмение и здесь оно будет очень хорошо видно.
Омар не снимал белых траурных одежд по Малик-шаху. Молодой султан Малик-шах, которому исполнилось всего тридцать девять в год его смерти, был его спутником, начиная с юных лет. Теперь он присоединился к Рахиму, и Ясми, и Джафараку, и где все они?
Он написал четверостишие, которое не вызвало у Айши никакого энтузиазма.
– Но в твоих стихах нет ни слова, восхваляющего Баркиярка, – упрекнула она Омара. – Тебе не следует так часто думать о мертвых. Они покоятся в своих саванах и уже ничего больше не могут сделать. Тебе же всего немногим больше сорока, и я, как никто другой, – добавила она нежно, – прекрасно знаю, что твои силы ничуть не угасли. Почему бы тебе не поехать покататься верхом вместе со знатными господами вместо вечного сидения в этой башне и корпения над бумагами?
– Когда-то я скакал вместе с Малик-шахом. С этим покончено. Нет, Айша, сегодня вечером ты увидишь, как исчезнет Луна.
– Неужели шайтан съест ее всю? – Она задрожала в восторженном нетерпении.
– Наблюдай, и ты все узнаешь.
Ту ночь Омар провел на самом верху своей обсерватории. Айша лежала на крыше в Нишапуре, глядя на
