Никки круто повернулась к нему.
— Ты убил Конфетку! — Она принялась молотить его кулачками. — Ты ее пристрелил, как больную корову! Ненавижу! Слышишь? Ненавижу!
Леви поймал ее за запястья и хорошенько встряхнул.
— Никки! Сейчас не до того! Огонь настигнет нас с минуты на минуту!
С горя Никки совсем забыла, почему они скакали во весь опор. Теперь она притихла и посмотрела на юго-запад. Полоса дыма и пламени приближалась невероятно быстро. Воздух наполнился дымом и черной сажей. Только теперь Никки заметила, что мимо них проносится множество всякой живности. Антилопы, койоты, даже гремучие змеи — все пытались ускользнуть от огня, но спасения не было. У Никки засосало под ложечкой.
— Мы погибнем, да? — Ее голос звучал удивительно ровно, хотя ей хотелось дико завизжать.
— Может, и нет, — отозвался Леви и потащил ее к убитой лошади. — Ветер очень сильный, пламя движется быстро, на одном месте долго не задержится. А теперь у нас есть укрытие…
— Не понимаю… Леви!
Не успела Никки сообразить, что к чему, как Леви опрокинул ее на землю возле брюха Конфетки и сам бросился сверху, накрыв Никки своим телом и словно не слыша ее негодующих воплей.
— Кентрелл, ты что, с ума спятил? Ты что делаешь? — Никки пыталась вывернуться, но безуспешно.
— Один старый ковбой мне рассказывал, как однажды переждал такой же пожар, прижавшись к земле. Пламя прошло верхом и его не тронуло.
Леви приходилось кричать — рев пламени с каждой секундой становился все громче.
— Думаешь, нам тоже удастся?
— Не знаю. Чарли Хоббс мог и приврать, но это наш единственный шанс. Что бы ни случилось, держи себя в руках и не поднимай головы.
— Я не боюсь! — заявила Никки.
— Это хорошо. А то я как раз боюсь.
Никки притихла и извернулась, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Ты? Боишься?
Теперь его серо-голубые глаза были очень серьезными.
— Ужасно. Смешно было бы не бояться. — Леви снова уложил Никки ничком и сказал ей на ухо: — Слушай, у меня в кармане кожаный мешочек. Он принадлежит твоему отцу. В случае чего отвези ему, ладно?
— Сам отвезешь! — отрезала Никки. Страшно было подумать, что кто-то из них может не вернуться. — Это небось тоже не мое дело, как с теми семенами!
Леви ничего не ответил. Может быть, удастся закрыть Никки от огня. Главное, что ей угрожает, — это задохнуться. Дым уже сейчас был такой густой, что казалось, будто воздуха не осталось совсем. Дышать было мучительно трудно.
Никки приподняла голову — огонь был футах в пятидесяти. Еще несколько секунд, и…
— Ложись! — рявкнул Леви, хлопнув ее по затылку.
Никки почувствовала, как он коснулся ее шеи — неужели поцеловал? — но тут же все исчезло в шипении, треске и реве. А вонь была еще страшнее рева: горящая смесь полыни, крови, пота, паленой шерсти, десятки других отвратительных запахов. Никки едва не задохнулась.
Пламя неудержимо неслось вперед, сметая все на своем пути. Оно ревело над ними, как огромный раскаленный паровоз. Никки опалило жаром, ее охватила паника, и она попыталась вскочить. Леви обхватил ее за талию, стараясь удержать, а Никки вырывалась изо всех сил. Внезапно у нее перехватило дыхание — Леви навалился на нее всем своим весом.
— Лежи, м-мать твою! — прорычал он.
В Леви было двести с лишним фунтов весу, так что Никки ничего не оставалось, как последовать его совету. Она чувствовала, как колотится у него сердце, слышала его прерывистое дыхание. Оттого, что Леви боялся не меньше самой Никки, ей стало совсем нехорошо.
Прошло несколько минут — часов — целая вечность, — и вдруг все кончилось.
Несколько секунд они лежали неподвижно, как были. Потом Леви отодвинулся. Он дотронулся до щеки Никки и окликнул ее. Никки, ошарашенная и растерянная, подняла голову.
— Мы живы?
— Похоже, да. — Леви оперся на локоть и огляделся. Вокруг простиралась почерневшая прерия. — Во всяком случае, мне так кажется.
Огонь был уже футах в ста и быстро удалялся, оставляя за собой дымящуюся пустыню. Леви покачал головой, словно сам не верил спасению:
— А я-то всегда думал, что это одна из ковбойских историй Чарли.
— Что-о? — Никки с трудом села. — Так ты меня обманывал?
— Да нет, в общем, не очень. Я предполагал, что старина Чарли малость приврал, но был уверен, что ты-то в безопасности.
Леви снял шляпу и принялся разглядывать здоровенную дыру с обугленными краями.
— Странно. Я помню, что вроде бы угли падали мне на спину, а вот этого я как-то не приметил.
Никки покосилась на Леви и сморщила нос:
— Фу-у! Похоже, твоя куртка здорово обгорела!
Леви понимал, что паленой шерстью несет в основном от мертвой лошади, но промолчал. Он пощупал опаленное пятно на рукаве.
— Черт! Хорошая была куртка!
— Велика потеря, — буркнула Никки. — В жизни не видела такого уродства!
Леви слабо улыбнулся. Он встал и стянул с себя тяжелую куртку.
— Может, она и не очень красивая, но мне здорово повезло, что она была на мне!
— Я тоже так думаю, но… Леви, что у тебя с ногой? — ахнула Никки. Джинсы Леви были порваны в верхней части бедра, и сквозь штанину проступала кровь. — Ты ранен?
Леви посмотрел на рану — раньше ее не было видно из-под куртки.
— Должно быть, напоролся на что-то, когда падал. Ничего, это не так страшно, как кажется.
При виде крови Никки вернулась к реальности. В те жуткие минуты, когда над ними бушевало пламя, она была не в состоянии думать ни о чем, кроме собственного спасения. Мир словно был застлан пеленой дыма. А теперь на Никки нахлынуло чувство вины и раскаяние. Она нагнулась и погладила лошадь.
— Бедная Конфетка… Она была такая хорошая…
— Я знаю… Прости меня. — Леви стиснул плечо Никки.
Никки судорожно сглотнула и опустила голову, пряча внезапные слезы.
— Ну почему ты не подождал, пока я очнусь? Это я должна была решать…
— Наверно, это оттого, — вздохнул Леви, — что я почти всю жизнь возился с лошадьми. Когда я увидел, что она сломала ногу, я поспешил избавить ее от мучений. — Он бережно отвел со щеки Никки непокорный локон. — Никки, ей было больно. Я не мог оставить ее мучиться.
— Я бы это сделала сама! Это была моя лошадь. Это мне следовало при… пристрелить ее, а ты… ты…
И, к своему великому стыду, Никки разревелась.
Леви поднял ее на ноги и притянул к себе.
— Никки, тебе необязательно было делать это самой, — тихо сказал он, гладя ее по голове широкой огрубевшей ладонью. Никки давала выход своему горю, а Леви баюкал ее в своих сильных объятиях и утешал как мог.
Наконец буря пронеслась, Никки только судорожно всхлипывала. Леви мягко заговорил:
— Знаешь, давным-давно был у меня конь и звали его Кузнечик. Это был первый конь, которого я объездил сам, и он был для меня дороже всех лошадей на свете. Мне было лет восемнадцать, когда он заразился сонной болезнью и его надо было пристрелить. Папа сказал, что он сам сделает это, но я отказался. Кажется, я тогда воображал, что если бы мы со стариной Кузнечиком поменялись местами, он бы сделал для меня то же самое. — Леви приподнял лицо Никки и заглянул в ее мокрые от слез глаза. — Ты
