жаром пригласила меня поужинать у нее в четверг. Я, правда, забыла упомянуть, что приду не одна.
Под конец рабочего дня Карлотта завалилась ко мне в агентство с пакетами из магазинов, в которые я под угрозой расстрела не войду. Решила вытащить ее в Сохо – пусть посмотрит на лондонских бобров в отглаженных манишках, поучится жизни. Разумеется, моя сестрица нарочно, чтобы меня скомпрометировать, надела крашеную майку. Входим – немая сцена. Тут бар бы и закрылся, если бы я не сдернула со стола скатерть и не набросила на сестрицу.
Взяла Карлотту в агентство: не хочу спускать с нее глаз, не то опять что-нибудь выкинет. Разумеется, в офис я ее не пускаю – не ровен час коллеги подумают, что мы родственницы. Усадила ее в антикварное кресло в фойе, пусть строит рожи Церберше следующие восемь часов. Через несколько минут Церберша звонит и шокированным тоном сообщает, что Карлотта тискается с курьером-мотоциклистом. Только этого мне не хватало. Теперь пойдет трезвон по всему рекламному миру: «Сестра Кати Ливингстон тискается с неграмотными». Карлотта успокоила, что это был невинный флирт, и на данном отрезке жизни ее интересуют мужчины постарше.
Чтобы вправить сестрице мозги, вытащила ее на вечеринку «Для тех, кому за сорок» в бар «Атлантик». Выждала полторы минуты, чтобы старички с хвостами на затылке слетелись как мухи на мед и заказали нам напитки, потом сказала, что все они старые козлы, и нечего было разводиться со своими женами.
Не пошла на работу, поскольку вчера Карлотта уговорила меня выпить на ночь самогона, который она гонит, чтобы покрыть студенческий заем. Чуть не проспали с ней вечерний визит к Софи.
Моя нетрадиционно ориентированная подруга слегка разочаровалась, увидев со мной сестрицу. Начала делать странные вещи: зажгла лампу, задула свечи и накинула кофту поверх открытой фланелевой ночной рубашки, прежде чем поставить третий прибор на маленький столик.
Карлотта, непривычная к изысканной кухне, особенно к устрицам, трюфелям и омарам, сплевывала все на тарелку. Я была в полном ауте. Софи тоже, особенно когда Карлотта стала есть тюльпаны из икебаны на столе.
Рано утром Софи оставила на автоответчике сообщение: она где-то прочла, что луковицы тюльпанов бывают смертельно ядовитыми. Может быть, она приняла желаемое за действительное, но я решила не рисковать: схватила желудочный зонд, который на всякий случай держу на кухне, и ринулась в гостевую комнату… Карлотта проснулась, оттого что я стала засовывать зонд ей в горло. Заверила, что съела, всего три лепестка и отлично себя чувствует.
Пришла в агентство, но из-за трясучки так и не смогла сосредоточиться на работе.
К вечеру настолько оклемалась, что смогла повести Карлотту в «Зилли» – ей охота опробовать те навыки, которым я обучила ее в среду. Надо же такому случиться – первые же два объекта оказываются большими воротилами из мира рекламного бизнеса, от которых, возможно, зависит, стану я в будущем получать $50 000 или $150 000. Мистер Талон-на-обед № 1 (с виду – вылитый принц на ходулях, в шубе из искусственной норки) запал на Карлотту, но та слишком быстро применила почерпнутый у меня прием самообороны без оружия; «Вали отсюда, кобель!» Мистер Талон-на-обед № 2 спас положение и мои будущие шансы на трудоустройство, предложив подбросить нас с Карлоттой домой. С заднего сиденья «порше» дылду-Карлотту (рост метр восемьдесят пять), до бровей накачанную ликером, пришлось поднимать домкратом.
С воздушными поцелуями и обещаниями вскорости «все это повторить» усадила дурную с похмела Карлотту в такси и отправила назад в природную среду обитания. Вечером, пока я писала двадцать три записки с извинениями, позвонила мамаша и стала выговаривать, что я, мол, споила младшую сестренку. Оказывается, Карлотту прямо с поезда пришлось отправлять на оздоровительную ферму к адвентистам седьмого дня, где ее теперь откачивают от последствий неправильного питания и алкогольного отравления. Я резко ответила, что дурные привычки, подхваченные Карлоттой в Лондоне, ничто в сравнении с тем ущербом для мой карьеры и общественной жизни, который она успела причинить за свой короткий визит.
Похоже, на мою голову навязался еще один человек, который не умеет пить в меру. Покуда я заканчивала отчитываться практически за каждый пенни, заработанный в прошлом году, чтобы отвязаться, наконец, от мучителей из налоговой, позвонил босс. По счастью, выяснилось, что он не покушается на мое рабочее время; просто попросил присмотреть за парочкой пустяковых дел, поскольку завтра ложится промывать печенку.
Все утро шлялась по загородному торговому центру, подбирала одежду для Церберши, которая снимается в одном из наших рекламных роликов. А все босс – он-то прохлаждается в больнице, а я за него отдувайся. Старый сквалыга отказался нанимать для моей рекламы профессиональных актеров, сказав, что слишком много мне платит – на актерские гонорары не остается. Пригласить профессионального модельера его тоже жаба душит. Поскольку одевать сорокалетнюю тетю, которой не идет ни один цвет и ни один фасон, в круг моих профессиональных обязанностей не входит, решила приложить все усилия, чтобы такое больше не повторилось. Продавщица слегка обалдела, увидев, что я выбрала для полной немолодой женщины, но заткнулась, как только я пообещала уйти вовсе без покупок.
Слегка подняла себе настроение сделанной гадостью и тут же его испортила, решив пообедать в забегаловке – как оказалось, абсолютно непотребной. Некий дурно воспитанный карапуз подошел и стал голодными глазами смотреть на мою булочку. Скрепя сердце вложила в жадные ручонки тухлое позапрошлогоднее кондитерское изделие и рванула на стоянку такси, пока его не вырвало мамаше на босоножки.
Примчалась на работу и тут же умчалась – редактор «Лондонского сплетника» оставил на автоответчике сообщение, чтобы я немедленно к нему ехала. Наверное, хочет повысить мне гонорар.
Услышала вчера от редактора, что должна завести сексуальную жизнь, дабы повысить читаемость таблоида и свои гонорары. Сегодня на работе весь день лихорадочно терла розовый любовный кристалл, который Элиза подарила мне в Гластонбери. Пока эта ерундовина не работает, если не считать мойщика
