староанглийского текста.)
Вынуждена была, так сказать, «возжечь лампиаду полнощную» и загрузить работой компьютерную проверку орфографии, не обращая внимания на шуршание под столом.
Сегодня Голлум – один из самых неаппетитных коллег-сценаристов – закрыл свою «Полную энциклопедию анекдотов», взглянул на мой «Курс юмора и сатиры», придвинулся бочком и, брызгая слюной, предложил «обменяться творческими задумками» в вокзальном буфете. Ответила, что пока он не начнет гладить одежду и чистить зубы, пусть лучше клеится к кому-нибудь другому. Для полной ясности добавила, что, если он снова захочет взглянуть на мои гениальные черновики, пусть обращается к машинке для резки бумаги. А то, вишь, взял моду рыться после работы в моей мусорной корзине!
Голлум поплелся прочь с перекошенной физиономией, бормоча, что «женщин нельзя подпускать к шоу».
Вечером вынуждена была присутствовать на вечеринке в рекламном агентстве и общаться со всякой шушерой. Бывший босс рассчитывает таким способом пустить пыль в глаза клиентам (которых с каждым разом становится все меньше) – мол, посмотрите, какие большие люди у нас бывают!
Единственное забавное событие за весь вечер: приперся бывший коллега Себастьян, недавно уволенный из магазина скобяных товаров, нечесаный и вдрызг пьяный. Как будто его тут ждали! Нечаянно облила вином его взятый напрокат смокинг, а он сознательно сблевал на мои ботиночки от «Гуччи». Потом в очередной безуспешной попытке привлечь мое внимание Себастьян рухнул на стол, опрокинул восемь бокалов с шампанским, которые я заныкала про запас, и мы с бывшим боссом совместными усилиями вышвырнули его на улицу.
Переступая через простертое бесчувственное тело, испытала легкую жалость к бедному Себастьяну, но к тому времени, как подъехало такси, нелепое чувство, по счастью, уже рассеялось.
Восемь часов развлекалась, глядя, как Голлум кипятится и лезет на стену от слуха, который я пустила: дескать, тексты моей уборщицы-македонки смешат студийную аудиторию больше его жалких потуг. Потом отправилась на вечеринку пообщаться с актерами, поскольку в рабочее время нас к ним не допускают.
Разумеется, мои коллеги заявились туда пожрать и выпить на халяву, я же пришла засветиться перед начальством, чтобы меня заметили и поставили вести собственное ток-шоу в прайм-тайм. Тогда я смогу вчинить иск, что меня недостаточно ценят, отсудить многомиллионную компенсацию и никогда больше не работать на телевидении.
Странное дело: начальство осталось слепо к моим талантам и обаянию, хоть я и пообщалась с молодыми актерами, которые исключительно легкомысленно восприняли конструктивную критику по поводу исполнения моих текстов. Потом какой-то зануда-режиссер взял меня за шкирку и отволок обратно к сценаристам. (Коллеги по литературному цеху были очень расстроены, поскольку совершенно не котируются на студии, и в буфете их обслуживают даже после гримеров.)
Потом величественно вошел черноволосый синеглазый ведущий актер Шеймос О'Хара, встреченный моими аплодисментами и завистливыми взглядами остальных сценаристов. Решила, что относительно симпатичная особа, которой он мельком кивнул, должно быть, ведущая актриса (сама я шоу не смотрю), и решила подружиться с ней по пути в туалет, чтобы побольше выпытать про мою новую любовь.
В отличие от актеров, с которыми я пыталась поговорить раньше, Иоланда явна сочла за честь, что сценаристка снизошла до разговора с одной из марионеток. Она даже рот открыла, узнав, что я пишу для нее реплики (обычно женщин к этому ответственному занятию не допускают). Когда же я вытащила собственную фляжку «Абсолюта» (три бутылки бесплатного рислинга уже кончились), благодарность Иоланды просто не знала границ. К концу вечера я единодушно решила, что у нас с Иоландой не хватает выпивки, и мы переместились в Сохо, где пьяный вышибала не пустил нас в ресторан. Возмутительное безобразие, учитывая, кого туда обычно пускают!
Покуда мы сидели на асфальте у входа, Иоланда спьяну призналась, что играет в постоянной массовке шоу. На жаргоне телевизионщиков это означает, что в многолюдных сценах она сидит на заднем плане и не раскрывает рта, потому что за реплики ей все равно не платят.
Неотвязная Иоланда пристала как банный лист: своди ее куда-нибудь еще. Наверное, думает, что дружба со мной принесет ей несколько лишних голосов на присуждении ежегодной премии Британской кино– и телеакадемии.
Привела ее в «Зилли» и облила презрением бывших коллег-рекламщиков – те как только поняли, что Иоланда со мной, бросились выпрашивать у нее автографы. Как только она натешилась всеобщим вниманием, я мимоходом спросила про Шеймоса. Бестактная Иоланда ответила, что я смогу переспать с ним только на съемочной площадке – к помещению сценаристов он близко не подходит, поскольку это плохо сказывается на имидже.
Интересно, с какой стати?
Пришлось временно спуститься с заоблачных высот шоу-бизнеса в холодную серую обыденность. По инициативе предприимчивой подруги Элизы оказалась за импровизированным прилавком на Камден-маркет и вынуждена была наблюдать, как всякие хиппи и пенсионеры лапают мои шикарные обноски. Готова была уступить некогда любимую эксклюзивную юбочку от Армани за смешную цену в двести долларов, но народ почему-то охотнее брал Элизины банки из-под варенья по пять пенсов за штуку. Что ж, ей это очень кстати – лечение автослесаря обходится все дороже.
Засела за компьютер на шестом канале, не обращая внимания на то, что коллеги не смотрят на меня, потому что я игнорирую их. Сейчас все мои мысли об одном: как попасть на съемочную площадку в объятия Шеймоса.
Одновременно подслушивала, как продюсеры по телефону с надеждой перебирают имена возможных гостей для ночного ток-шоу. Сначала это были «Брюс», «Том» и «Арни». К концу дня планку заметно снизили, и я услышала «Гэри», «Бернард» и «Тинкивинки». Чтобы облегчить продюсерам жизнь, громко вставила свое имя, но те, разумеется, сделали вид, будто впервые обо мне слышат.
