В самом начале интервью он сказал, что вполне допускает, что при проведении допроса полиция может прибегать ко всякого рода хитростям и уловкам. Когда-то все сводилось к тому, кто кого перехитрит. Единственным оружием полицейского были обман и хитрость. Однако с приездом американских советников (особенно после прибытия Митрионе) широкое распространение получили научно разработанные методы пыток, а это уже противоречило жизненным установкам Отеро. Советники ратовали за применение психологических пыток, цель которых состояла в том, чтобы вызвать у заключенного чувство отчаяния. В соседней комнате они, например, включают магнитофон с записью женского крика и детского плача и говорили заключенному, что это пытают его жену и детей. Заключенным вводили иглы под ногти, а затем пропускали через них электрический ток. Электричество подводилось и к половым органам. Отеро рассказал Айморе о своей знакомой, которую тоже пытали, и о том, что Митрионе игнорировал все его протесты. По его словам, Митрионе был приверженцем крайне жестоких методов.
Когда Айморе встал, чтобы попрощаться и немедленно засесть за статью, Отеро сказал: «И последнее. Моя фамилия в вашей статье фигурировать не должна». Айморе согласился. Вскоре статья была готова, и он отправил ее в газету. В тексте он ссылался на «полицейские источники», однако в короткой сопроводительной записке редактору он все же указал подлинный источник обличительной информации о Митрионе. Когда Айморо еще раз позволил в газету, редактор сказал: «Без фамилии Отеро этот материал не пойдет». Айморе позвонил Отеро и сообщил о возникшей проблеме. «Если что, — услышал он в отзет, — скажите, что я с вами вообще не беседовал. Иначе я потеряю работу».
Трудно понять, почему Оторо решил, что его имя не будет скомпрометировано. Как бы там ни было, «Жорнал ду Бразил» на всякий случай поместила статью где-то на внутренних полосах, но такого рода обвинения трудно было напечатать так, чтобы их никто не заметил.
Через день после появления статьи Айморе в Рио (он в это время все еще находился в Монтевидео) к нему в отель пришли два агента уругвайской службы безопасности и сотрудник «Интерпола» с предписанием явиться в полицию для допроса. Айморе в тот момент в номере не было. Узнав о непрошеных гостях, он связался с бразильским послом, который пообещал ему дипломатическую защиту, но все же посоветовал добровольно явиться в полицию.
Айморе и его коллега Алберто Колекза пришли в участок. Их тут же заперли в крохотную камеру, где сидеть было не на чем, и продержали там четыре часа. Первым на допрос увели Колекзу. Через некоторое время пришли и за Айморе.
— Зачем вы меня сюда вызвали? — спросил он.
— Мы ведем расследование, чтобы выяснить, действительно ли Отеро сказал то, что напечатано у вас в газете, — ответил один из трех находившихся в комнате полицейских (видимо, начальник). — Колекза уже все нам рассказал.
Айморе знал, что это всего лишь блеф, так как Колекзе он не рассказывал ничего.
Затем Айморе сунули какую-то бумажку и велели подписать, не читая. Он отказался.
— Я хотел бы сначала прочесть, что там написано, — сказал он. — Может быть, тогда подпишу.
Начальник разорвал бумажку.
У Айморе — невысокого, но крепкого парня — за спиной было собственное посольство и поддержка одной из крупнейших газет на континенте. И все же он начал испытывать беспокойство. Судя по всему, подумал он, Отеро не отрицал, что говорил с ним о чем-то. Он, видимо, не признался лишь в том, что критиковал Митрионе.
— Где и когда вы встречались с Отеро? — спросил начальник.
Айморо ответил, что они действительно встречались, но кто организовал эту встречу и где она проходила, он не скажет.
Тогда начальник спросил, каких политических взглядов придерживается сам Айморе и как он относится к «тупамарос». Айморе пробормотал в ответ что-то невнятное. Начальник, разозлившись, предупредил, что молчание может дорого ему обойтись. Айморе продержали в полиции два часа и все это время задавали одни и те же вопросы.
В 4 часа дня бразильского журналиста освободили, а уже через час посол сообщил, что уругвайское правитель-стпо объявило его persona non grata, и посоветовал Айморе оставаться в посольстве до отлета ближайшего самолета. Устроившись на диване, тот вздремнул немного, а в 6 часов утра вылетел из Рио.
Благополучное возвращение на родину не положило, однако, конец всем его неприятностям. Редактор «Жорнал ду Бразил» Алберто Динес вызвал строптивого журналиста к себе и сказал, что посольство США оказывает на газету колоссальное давление, требуя его уволить.
— Айморе, — спросил редактор, — вы можете поклясться, что все, что вы написали, — чистая правда?
— Да, могу. Это чистая правда.
Газета не поддалась нажиму, и Айморе не уволили. Тем временем в Вашингтоне Байрон Энгл, видимо, надеялся, что из Дэна Митрионе можно будет сделать мученика. Ведь то, что произошло с ним, отвечало всем канонам его классической схемы: жертва имелась; люди Энгла завладели телом физически; гроб был торжественно пронесен по улицам Индианы; состоялись гражданская панихида и похороны; были проведены, наконец, специальные поминальные службы. Даже «Нью-Йорк таймс» косвенно поддержала эту идею, назвав в редакционной статье убийство Митриоие «абсурдным» и обвинив «тупамарос» в применении тактики времен Гитлера. Вот почему, узнав о статье в «Жорнал ду Бразил», Энгл был глубоко возмущен тем, каким образом в ней освещалось все это дело. Он тут же заявил, что статья — результат сговора. «Все три бразильских журналиста, — сказал он, — утверждали, что не писали статьи. Как выяснилось позже, она была подсунута редактору кем-то из своих же сотрудников, просто-напросто сочинивших всю эту историю».
После убийства Митрионе уругвайский режим ужесточил действия против «тупамарос». Те в ответ взорвали кегельбан в Карраско, где часто бывали сотрудники американских учреждений. На стене одного из ночных клубов повстанцы язвительно написали: «Танцуют все или никто».
8 января 1971 года «тупамарос» похитили британского посла Джеффи Джексона, который легкомысленно пренебрег мерами предосторожности, за что и поплатился восьмимесячным заточением в одном из подвалов Монтевидео. Через некоторое время в уругвайскую столицу прибыл агент британской секретной службы, и сотрудники политического отдела американского посольства стали восхищенно наблюдать, как он готовится к освобождению Джексона.
В начале сентября 1971 года более 100 «тупамарос» бежали из тюрьмы в Пунта-Карретас, воспользовавшись заброшенным 50-метровым тоннелем, который вывел их в соседний с тюрьмой дом. Поначалу журналисты восприняли этот побег как еще одно подтверждение некомпетентности уругвайской полиции. Однако потом, когда «тупамарос» освободили посла Джексона, все это стало сильно смахивать на сделку между повстанцами и президентом Пачеко. Если в случае с Дэном Митрионе тот отказался пойти на аналогичный шаг, то в случае с британским послом он, видимо, решил таино выполнить требования «тупамарос». Во всяком случае, карьера полковника, который в то время был начальником тюремной охраны, не пострадала. Более того, он даже получил повышение по службе, став старшим помощником генерала Грегорио Альвареса — одного из четырех руководителей уже набиравшей силы новой военной хунты в Уругвае.
Рей Митрионе, прочитав в Ричмонде сообщение об этом побеге, обратил внимание на то, что одним из жильцов дома по соседству с тюрьмой был человек по имени Билли Риал.
С тех пор как Рей получил магнитофонную пленку с записью допроса Дэна человеком, говорившим по-английски, он снова и снова прослушивал ее у себя дома в надежде найти там хоть какую-то зацепку, которая поможет ему отыскать убийцу. Это превратилось уже в навязчивую идею, и семья, опасаясь, как бы это не кончилось для него плохо, все время просила Рея прекратить это занятие для собственной же пользы.
Голос «тупамаро» показался Рею знакомым: он очень смахивал на голос молодого уругвайца, когда-то заходившего в спортивный магазин Кесслера. Увидев теперь в газете фамилию Билли Риала, Рей тут же решил, что производивший допрос «тупамаро» и этот молодой уругваец — одно и то же лицо. Он решил
