только если я дотрагиваюсь до человека рукой. Это тебя удивляет?
– Ну, скажем… если бы я собственными глазами не видел, как ты это делаешь, то решил бы, что ты перегрелась на солнышке. Но я слышал, что ты сказала Данди, и видел, что произошло сегодня утром, когда ты взяла за руку жену Бобо.
– И?..
– И это бывает всегда, когда ты к кому-то прикасаешься? – Корд откинулся назад, опершись рукой о песок; было видно, что в голове у него полная неразбериха: мысли то лихорадочно возвращались к прошлому, откручивая назад ленту событий, то обращались к будущему.
– Нет, только тогда, когда я сама хочу этого, когда открываю свое подсознание и впускаю в него посторонние образы. Я редко пользуюсь этим даром.
– Даром?
– Моя опекунша, Перса, всегда это так называла, хотя иногда я думаю, не проклятие ли это. Когда я была маленькой, то думала, что этим владеют все, но моя мать быстро убедила меня в обратном.
– Когда сегодня утром ты держала эту женщину за руку, я думал, ты упадешь в обморок, так ты побледнела. У тебя это вызывает боль?
– Просто я чувствую то же, что испытал человек, которому принадлежат воспоминания, хотя это не такая сильная боль, какую пережил этот человек.
– Значит, ты обладаешь невероятной способностью подслушивать и подглядывать за чужими воспоминаниями. – Корд поднял на нее ледяной взгляд синих глаз. – Когда я впервые тебя увидел, мне показалось, что ты заглядываешь прямо мне в душу. Ты пользовалась своим… даром… со мной?
Селин смотрела на линию горизонта, не находя в себе сил встретить его взгляд.
– Да, – наконец призналась она. – Пользовалась.
Корд выпрямился. Больше всего это напоминало ночной кошмар. Он попытался представить себе, как Селин роется в его воспоминаниях, видит все то, что он так старался скрыть даже от себя самого. Неужели она теперь все знает? Все о предательствах и потерях, доставивших ему столько боли – боли, которую он стремился спрятать за стеной отчужденности или на дне бутылки.
– Так ты заглядывала в мое прошлое? Рылась в моей памяти?
– Это было совсем не так, Корд…
Он не скрывал своей ярости. Таким она, пожалуй, его еще не видела. Он мгновенно стал совсем чужим, и она ничего не могла с этим поделать. Этот жестокий рассерженный мужчина просто пугал ее.
– Когда, Селин? Когда ты успела украсть мои воспоминания?
– Когда мы поднялись на борт «Аделаиды». Мне очень хотелось узнать, что за человек стал моим мужем. И потом в ту ночь, когда был шторм и ты обнимал меня… Тогда я не хотела этого, просто так вышло. Я была слишком измучена, забыла об осторожности и…
Корд резко поднялся на ноги и склонился над ней.
– А как насчет прошлой ночи? Ты влезала в мою память прошлой ночью, когда мы…
– Нет! Ничего подобного!
Селин считала, что больше рассердиться Корд уже не может, но он удивил ее.
– А почему бы и нет? Вот тебе прекрасная возможность. Прямо сейчас! – Он протянул ей руку. – Прикоснись ко мне и прочти мои воспоминания.
– Корд, пожалуйста, не надо…
Он отдернул руку и показал на изумрудные заросли сахарного тростника, раскинувшиеся впереди.
– Мне следовало догадаться, что все идет слишком хорошо, чтобы быть правдой! Плантации в порядке. У меня есть жена, с которой мне хорошо в достели.
Секреты? Корд был настолько рассержен, что сейчас не было никакой возможности объяснить ему, почему она согласилась занять место Джеммы О’Харли, рассказать, что вышла замуж, потому что, опасаясь за свою жизнь, должна была бежать из Нового Орлеана.
Не дожидаясь ответа, Корд направился к лошади. Он испугался вдруг, что может убить Селин, и в то же время боялся, что сожмет в объятиях и простит за все только ради того, чтобы она снова была с ним рядом.
Селин оттолкнулась от песка, поднялась, отряхнула юбку и поспешила за Кордом. Не обращая на нее ни малейшего внимания, он надел рубашку, застегнул уцелевшие пуговицы и взялся за поводья.
Селин схватила мужа за руку. Он отдернул ее так резко, словно ее прикосновение обожгло его. Такое открытое отвращение глубоко ранило Селин. Она, будто защищаясь, прижала руки к груди. Перса предупреждала, что ей могут встретиться люди, которые никогда не поверят ей, которые будут смотреть на нее с подозрением, если только узнают, что она способна разглядеть тени прошлого, спрятанные в самых дальних уголках их памяти. Гнев и отвращение, которые она увидела в глазах Корда, только подтвердили опасения Персы. Но никто другой своей реакцией не сделал бы ей так больно, как он.
Селин попыталась сказать себе, что постепенно он успокоится. Она даже попыталась убедить себя, что ей должно быть совершенно безразлично, что думает Корд, потому что – как бы она ни хотела, чтобы все было по-другому, – их брак оставался браком по расчету, а не по любви. Почему же тогда ей казалось, что все внутри разрывается на части? Девушка смотрела на его напряженную фигуру, на лицо с крепко сжатыми челюстями. Вдруг он медленно повернулся и взглянул на нее так, словно никогда не видел прежде. Именно в это мгновение ее молнией пронзила догадка: каким-то невообразимым образом за прошедшие несколько недель она влюбилась в Кордеро Моро! Она никогда не намеревалась любить его по-настоящему, но, должно быть, полюбила! Иначе, разве важно было бы для нее, что он думает? И отчего ей стало бы так больно при мысли, что он, может быть, никогда больше не дотронется до нее? Интересно, как он поступит,
