какой-то иной финал этой истории, кроме счастливого возвращения Селин.
Ада кивнула, как-то вдруг собралась и, увлеченная новой целью, бросилась прочь из комнаты. Говард Уэллс последовал было за ней, но остановился в дверях:
– Я подберу для нее что-нибудь почитать, – вызвался он.
– А я пойду поищу лаванду, чтобы положить под постельное белье, – всхлипнул Эдвард. Глаза его покраснели от слез, лицо покрылось пятнами, а плечи поникли. Медленными шагами он вышел из комнаты.
Остался один Фостер. Он следил за тем, как Корд допивает свой кофе.
– Вы найдете ее, сэр. И привезете домой живую и здоровую.
– Почему ты так уверен?
– Вам двоим на роду написано быть вместе, иначе мисс Селин никогда бы вам не встретилась на пути. Иногда, как бы мы ни противились, судьба распоряжается по-своему.
– Сегодня вечером все могло бы быть совершенно по-другому, – проговорил Корд, стараясь стряхнуть с себя усталость и неуверенность, страстно желая, чтобы не было всех тех грубых и обидных слов, которые он когда-то говорил Селин, надеясь, что еще не поздно все исправить, и мечтая о том, чтобы они могли начать все сначала.
– Вы найдете ее, сэр, – повторил Фостер. Корд не мог позволить себе даже думать иначе.
Каждый шаг вызвал в душе Корда новые страхи. Держа факел высоко в руке, прокладывая себе путь в зарослях с помощью острого мачете, он следовал за Бобо, Филипом и собаками. Когда они подошли к краю болота, охотники категорически отказались идти дальше.
Как только Корд услышал слово «болото», его охватили ужас и тревога. Однажды, когда он был мальчиком, он заблудился на болоте, и, хотя он проплутал не больше двух часов и при дневном свете, это была пытка, которой он не пожелал бы никому на свете. Ему оставалось только надеяться, что Селин не потеряла присущей ей твердости духа и надежды на то, что он ее разыщет. Потом Корд вдруг подумал, как наивны его надежды. Разве он дал ей хотя бы малейший повод верить в него? Он так старательно охранял свою неприступность, столько времени уделял тому, чтобы лелеять одиночество своего сердца, убеждая всех, в том числе и Селин, что ему нет дела ни до кого и ни до чего, что было бы не удивительно, если она и надеяться не станет, что ее кто-нибудь найдет.
Подняв факел повыше, Корд ощутил дрожь во всем теле. Продираясь сквозь густые заросли, он убеждал себя, что сейчас не время для слабости.
В душном влажном воздухе отвратительно пахло переспелыми фруктами и гнилью. Насекомые безжалостно жалили, роясь в кромешной темноте. Корд пытался представить себе, могла ли защитить Селин от этих укусов одежда, которая была на ней. Он даже не видел ее с тех пор, как холодно пожелал спокойной ночи прошлым вечером, так что понятия не имел, что на ней надето.
Раздался крик Бобо, и через секунду собаки залились громким лаем. Торопясь, Корд споткнулся и едва не растянулся в полный рост прямо в грязи. Группа выскочила на крохотную поляну в болотистых зарослях. В слабом свете факела они увидели поникшую фигурку Селин: руки ее были связаны за столом дикого манго, голова упала на грудь, длинные волосы касались грязной жижи, ноги уже погрузились в трясину.
Бобо не решился приблизиться к хозяйке. Корд передал ему факел и склонился над Селин. У него тряслись руки, когда он дотронулся до нее, пытаясь обнаружить хотя бы какие-то признаки жизни. Его пальцы прикоснулись к ее коже, она была холодной, как у покойника, и влажной. Нежно притронувшись к ее шее, он нащупал слабый, неровный пульс, и едва не упал на колени от радости и облегчения.
– Обрежь веревки, – приказал он Бобо.
Великан воткнул факел в грязь, обошел вокруг дерева и перерезал веревки мачете. Селин упала прямо на руки Корда. Бобо подошел и хотел поднять ее.
– Она моя жена, и я понесу ее сам, – сказал Корд, крепче прижимая Селин к себе.
– Убить его? – мгновение спустя спросил Бобо.
Корд посмотрел через плечо. Бобо прижал мачете к шее молодого раба. Филип тихо всхлипывал, его глаза расширились словно два блюдца.
Корд долго и тяжело смотрел на юношу, обдумывая предложение Бобо. Умирающая Селин лежала у него на руках. «Как легко вынести обвинительный приговор этому мальчишке», – подумал он, прекрасно сознавая, что большинство плантаторов, не колеблясь ни минуты, повесили бы этого раба. Он имел полное право вершить суд у себя на плантации, но, глядя на дрожащего юношу, понимал, что смерть Филипа не спасет Селин. Только Господь мог совершить это чудо. И он не хотел сейчас гневить Бога.
– Возьми его с собой, – бросил Корд через плечо, отворачиваясь.
Юноша с облегчением выдохнул и что-то забормотал вне себя от радости.
Широкими шагами Бобо обогнал Корда. Высоко подняв над головой факел, он пошел впереди, освещая хозяину путь к дому по только что прорубленной в зарослях тропе.
Она умирала и знала это. Умирала на костре. В аду. Ее трясло от холода. Селин попыталась что-то сказать, громко протестовать против боли, которая волнами прокатывалась по ее телу. Она только обрадуется смерти. Чему угодно!
Ей казалось, что она движется, пробирается в темноте по болоту. Где же звезды? Даже в самые ужасные дни плавания на небе светили звезды, по которым можно было ориентироваться. Сейчас вокруг была только темнота.
Она наконец заставила мысли оторваться от боли, позволила себе отдаться теплым рукам, которые, как ей казалось, обняли ее. Из-за боли перед глазами у нее стояла слепяще-красная завеса, но за ней Селин виделся Новый Орлеан, его улицы, собор святого Людовика, рыночная площадь. Старик Марсель – зеленщик. Она молча улыбнулась ему в знак благодарности.
Перса. Там Перса! Она ждет в маленьком домике на улице Сент-Энн. Ждет ее. Улыбается. Приветливо машет рукой. Перса о ней позаботилась бы. Она всегда это делала. Перса, которая сказала ей однажды, что ее мечты встретить настоящую любовь – пустые фантазии. Перса пыталась научить ее, что достаточно
