— Да, сейчас, — подтвердил муж. — До начала сезона еще есть время, и погода в Бате сейчас приятнее, чем в Лондоне.
— Да, дорогой, но до начала сезона предстоит сделать очень многое.
— Например?
— Например, приготовить соответствующие платья и приглашения.
— Мой секретарь проследит за этим.
Как будто бы его секретарь, который был старше самого Чарлза, способен проследить за ее нарядами!
— И как… как долго ты намерен там пробыть? Он наклонил голову набок и посмотрел на нее.
— Возможно, неделю. А может быть, и дольше. А почему ты спрашиваешь? У тебя есть более серьезные дела, чем запланированные примерки?
— На следующей, неделе планируется чаепитие благотворительного женского общества.
Чарлз снисходительно улыбнулся и, протянув руку через стол, накрыл ее ладонь своей.
— Я думаю, что они смогут обойтись без тебя, любовь моя.
Каким образом Диана смогла сохранить спокойное выражение лица — это можно отнести к разряду чуда.
— Как скоро ты собираешься уезжать? — спросила она, стараясь не выдать того, что ее охватывает паника.
— Через несколько дней. Ты не прикоснулась к яйцам, дорогая. Пожалуйста, съешь их.
— Чарлз…
— Диана, пожалуйста, не спорь, — оборвал ее Чарлз. — Я ведь не прошу тебя подниматься и ехать во Францию. Я желаю принять ванны в Бате и хочу, чтобы моя жена находилась рядом. Со мной. Все очень просто, и нет причин для споров. Я выразился ясно?
— Да, дорогой. — Ей нужно кое о чем подумать. Она не может оставить Грейсона с этой женщиной, с этим бриллиантом чистой воды.
Сестры Грейсона были страшно заинтригованы сообщением о том, что он танцевал на балу. Мэри, очевидно, раньше чем успела высохнуть краска на экземпляре «Таймс», прислала ему записку с требованием приехать и сообщить все подробности о своем танце. Пруденс набросилась на него, едва он, приехав навестить мать, вошел в гостиную.
— Ты танцевал! — крикнула она.
— Я танцевал, — подтвердил Грейсон, целуя сестру. — Я танцевал и раньше. В этом нет ничего особенного.
— Кто она? — с пристрастием спросила Пруденс. — Я должна знать личность этой таинственной леди, которая вовлекла тебя в танец. Единственная женщина, которая уделяет исключительное внимание нарядам, — это Джинни, но ее нет в Лондоне, так что это кто-то другой.
— Пруденс, перестань допрашивать брата! — сказала сидящая за круглым столом мать. — Это всего лишь сплетня. Ты лучше пойди и присмотри за своими очаровательными мальчишками, я хочу перекинуться с сыном несколькими словами.
Пруденс тяжело вздохнула:
— Хорошо, мама. — Она прищурилась и посмотрела на Грейсона. — Но я с тобой еще не закончила, дорогой братец, — предупредила она и вышла из комнаты.
— Мама, ты выглядишь великолепно, — сказал Грейсон.
— Разумеется! Я здорова, как эти молодые люди, — раздраженно проговорила герцогиня, указывая жестом на пару лакеев, стоявших у стены. — Но оставим это, ты лучше объясни своей бедной матери, почему, находясь на балу в окружении благовоспитанных, подходящих леди, ты решил станцевать с содержанкой торговца тканями и тем самым привлечь к себе такое внимание? Ты хоть отдаешь себе отчет в том, какие слухи ползут сейчас по всему Лондону? Весь свет считает, что ты избрал ее своей любовницей!
Она уже слышала об этом от леди Бэбингтон.
— Я попросил ее о танце, потому что… — Он поцеловал мать в щеку. — Она очень мила.
— О, Дарлингтон, что ты говоришь! — понизила голос мать. — Ты отлично знаешь, что я об этом думаю. Ты — герцог и должен поддерживать свою репутацию. И поскольку ты танцуешь очень редко, надо быть осторожным в выборе партнерши. Твой отец никогда не танцевал ни с кем, кроме членов семьи. А сейчас все говорят о твоем танце.
— О моем танце? — Грейсон улыбнулся. — Я сознаю, как прискорбно плохо я танцевал, но надеюсь, ничего другого об этом сказать нельзя.
Мать криво улыбнулась:
— Не о танце речь, дорогой. О леди… если ее действительно можно назвать леди. — Она махнула одному из лакеев. — Стивенс, ступай и принеси герцогу чаю.
— Благодарю, не надо, — сказал Грейсон. — Я не могу остаться, мама. Я лишь хотел убедиться, что с тобой все хорошо. — Он поцеловал ее руку. — И к тому же, ваша светлость, это был всего лишь танец. Я не предлагал ей руки и сердца. Всего лишь единственный танец. Так что ты напрасно озаботилась.
— Я сама решу, напрасно или нет я озаботилась, — строго сказала герцогиня. — Что подумают твои братья? Я их уже столько времени удерживаю от этого.
— Они подумают, что я потанцевал с красивой женщиной, — сказал Грейсон, отпуская ее руку.
Однако мать громким шепотом проговорила:
— Леди Бэбингтон сообщила мне, что эта леди — куртизанка.
Она произнесла это слово будто неслыханное ругательство, впрочем, для женщины ее круга, воспитания и моральных устоев оно таковым и было. Грейсон замешкался с ответом. Кейт действительно была куртизанкой, но странно, это не казалось ему столь уж предосудительным, как раньше, когда он увидел ее в первый раз.
— Ну?
— Она действительно куртизанка. И что из этого?
Мать вздохнула и взяла чайную ложку.
— Должна напомнить тебе, что принц потерял поддержку народа, потому что он не видит ничего зазорного в компании дам полусвета. — Она медленно помешала чай.
— Ты не должна беспокоиться на этот счет. И не позволяй леди Бэбингтон вбивать тебе в голову подобные мысли.
— Леди Бэбингтон не вбивает никаких мыслей в мою голову. Они сами появляются, когда я слышу такие новости, — сказала мать, покрутив пальцем у виска. Она вздохнула. — У меня слишком много детей. И в этой связи появляется еще одна мысль — я не успеваю должным образом следить за ними. Грейсон хмыкнул.
— Я счастлив видеть тебя в добром здравии и настроении, мама. Извини, пожалуйста, у меня всего несколько минут, чтобы повидаться с племянниками, а затем я должен ехать.
— Ради Бога, держись подальше от танцевальной площадки. И не будешь ли ты столь добр, чтобы навестить брата? — добавила она, когда Грейсон уже направился к двери. — Меррик, кажется, обескуражен, что не набрал достаточно голосов за уничтожение рабства.
— Я увижусь с ним сегодня, — пообещал Грейсон.
Глава 15
Через два дня после бала Кейт попросила Олдоса проводить ее на Сент-Кэтринс-Док. Олдос не любил набережную. Здесь он два года назад едва не отдал Богу душу, когда ему пришлось схлестнуться с незаконным отрядом вербовщиков в армию. Он был матросом, служившим в королевском флоте, и вернулся после месячного плавания. Олдос изрядно напился, когда работорговцы напали на него. Он время от времени слышал о подобных проделках — торговцам требовались моряки, и если им не удавалось набрать команду для очередного путешествия, они насильно хватали матросов.