– А как вы вышли на Чарли? – спросил я.
– Для того чтобы раз и навсегда покончить с остатками банды Уорриков, была создана оперативная группа. Вообще-то я не занималась гангстерами, но меня включили в состав группы, чтобы определить, можно ли применить к лидерам обвинение в уклонении от налогов.
– Как Аль Капоне, – пояснил я Монике. – В тюрьму «Алькатрас» его отправили, обвинив именно в этом, а не в ограблениях и убийствах.
– Однажды во время совещания, – сказала Дженна, – всплыло имя Чарли Калакоса. Прошел слух, что ему надоело бегать от закона и он хочет вернуться домой. Однажды он уже предоставил сведения об Уорриках, и на его свидетельских показаниях можно было построить обвинения в коррупции, которые стерли бы с лица земли эту банду. Но я помнила, что отец рассказывал о своих подозрениях относительно связей между Чарли Калакосом, ограблением фонда Рандольфа и пропавшей девочкой. Поэтому попросила, чтобы мне передали дело Чарли Калакоса, а на него самого натравила агентов ФБР. Вот почему они дежурили рядом с домом матери Чарли, когда вы пришли к ней.
– А почему вы так яростно выступаете против сделки с ним?
– Хочу узнать то, что знает он.
– Но вы отказываетесь освободить его от уголовного преследования.
– Если он причастен к тому, что случилось с девочкой, то должен понести наказание. Если вы с этим не согласны, спросите, что думает Моника на сей счет.
Мы оба посмотрели на нее.
Моника кивнула на Дженну:
– Я согласна с ней.
– Спасибо за поддержку, – сказал я Монике и обратился к Дженне: – Ладно, как насчет такого решения: я составляю черновик соглашения о сотрудничестве с моим клиентом, отправляю вам, и вы дополняете его условиями, касающимися исчезновения Шанталь? Я, в свою очередь, смотрю, как можно их выполнить.
Дженна с подозрением посмотрела на меня:
– Это почти разумное предложение. В чем ловушка?
– Никакой ловушки. Но я буду признателен, если вы вернете мне исправленное соглашение лично, чтобы мы могли обсудить его. Пару дней меня трудно будет застать в городе, но в среду утром я должен быть в семейном суде. В этом деле для ребенка не существует опасности, поэтому судья в первую очередь рассмотрит более неотложные дела и мне, возможно, придется ждать несколько часов. Достаточно времени, чтобы поговорить. А в деле Калакоса имеются нюансы, которые могут вас заинтересовать.
– Какие нюансы?
– Скажу при встрече. Но они вас не разочаруют.
Она снова посмотрела на меня, пытаясь понять, что у меня на уме, потом перевела взгляд на Монику.
– А как повстречались вы двое? – спросила Дженна.
– Я сам начал искать Шанталь и нашел Монику. Прежде чем мы расстанемся, позвольте спросить: что ваш отец рассказывал об этом деле?
– Только то, что уверен в связи между ограблением и исчезновением, а кроме того, он подозревал пятерых местных парней, и один из них – Чарли.
– Что он рассказывал о Фонде? Не подозревал ли кого-нибудь?
– Там были две женщины, которые явно вели между собой борьбу не на жизнь, а на смерть. Одна – молодая латиноамериканка, вторая – старая леди, которой отец абсолютно не доверял. Забыла ее имя.
– Лекомт?
Она удивленно взглянула на меня:
– Да, точно. Скажите, Виктор, почему вы так интересуетесь этим делом? В первую очередь почему начали расследовать исчезновение Шанталь?
– А вы не знаете?
– Нет. Откуда мне знать?
– Потому что кому-то это известно. Кто-то сделал все возможное, чтобы имя пропавшей девочки навсегда врезалось в мою память, и я думал, что это, возможно, вы.
– Не имею понятия, о чем вы говорите…
– Никакого понятия?
– Никакого.
Я внимательно посмотрел на нее. Ни тени улыбки на лице, ни насмешливого блеска в глазах. «Черт побери, а я-то думал…»
– Хорошая женщина, – сказала Моника, после того как Дженна Хатэуэй выехала с автостоянки.
– По-моему, вы друг другу понравились.
– Помните, что она сказала? Мы с ней должны как-нибудь встретиться и выпить кофе. Я, наверное, позвоню ей. У нас немало общего.
– Вы скажете ей, чем зарабатываете на жизнь?
– Заткнись.
– Да? Тогда перейдем на ты. Я заметил, что людям больше по вкусу вымышленная работа и вымышленные отношения. Поэтому, наверное, тебе следует солгать Дженне и завязать вымышленную дружбу.
– Виктор, если хочешь быть моим психоаналитиком, получи лицензию.
– Замечание принято.
– Что?
– Так говорят адвокаты, когда собеседник прав.
– Ты действительно думаешь, что Дженна имеет отношение к татуировке?
– У меня была такая мысль.
– Но теперь она пропала, не так ли? Так куда мы едем?
– Я думаю, к миссис Лекомт, в фонд Рандольфа.
– Поехали.
– По-моему, мне лучше поехать одному, Моника. С миссис Лекомт, несмотря на то, что ей уже за семьдесят, следует считаться. Она будет использовать весь свой шарм, и, пожалуй, я позволю себя обмануть.
Глава 40
– Да вы настоящий Сэмми Глик, – сказала Агнес Лекомт, наклоняясь вперед.
Она сидела в огромных солнечных очках, положив локти на стол, и медленно помешивала чай со льдом длинной серебряной ложечкой.
Мы расположились на веранде кафе, что рядом с Риттенхаус-сквер. Ярко светило солнце, мимо нас лился поток прохожих. Женщины улыбались мне, предполагая, что я обедаю со своей бабушкой.
– У вас есть наставник, Виктор? – спросила она.
– Увы. Были люди, которые мне помогали, но в основном я сам пробивался чрез тернии закона.
– Я говорю не о юриспруденции. Что я о ней знаю! Я имею в виду другое. В жизни многому можно научиться, прислушиваясь к советам старших. – Она поджала морщинистые губы и с наигранной скромностью опустила ресницы.
– Полностью согласен с вами, миссис Лекомт. Я как раз хотел выяснить вашу точку зрения на ограбление фонда Рандольфа, которое произошло тридцать лет назад.
– Почему вы спрашиваете об этом меня? – сказала она, продолжая помешивать чай. – Почему не обратитесь к своему клиенту? Уверена, он знает гораздо больше.
– Убежден, что так и есть, но в данный момент я не могу с ним связаться – он в бегах. Так что вам
