Если он будет ждать меня у дома, его найдут.
– Это проблемы Джоуи.
– Па.
– Если он позвонит, я ему передам.
– Плохо дело.
– Для Джоуи.
– Твое сострадание к этим парням впечатляет.
– Они были хулиганьем, – сказал отец. – Какими были, такими и остались. Если они участвовали в том ограблении, о котором ты рассказывал, значит, взялись не за свое дело и теперь за это расплачиваются. Так всегда происходит. Нужно понимать, на что ты способен, а на что нет.
– Как твоя мать?
– Да, верно. Знаешь, по возвращении домой она выбросила на помойку все свои картины и больше никогда не бралась за кисть.
– Картины были хорошие?
– Не-а. Но она точно получала удовольствие, когда их рисовала.
Глава 42
На следующее утро я пришел на работу пораньше, заполнил кое-какие бумаги, кое-куда позвонил. Затем направился в муниципалитет.
Муниципалитет Филадельфии занимает чудовищно огромное строение в самом центре города. Оно больше, чем здание конгресса США. Так шикарно не размещается никакой другой муниципалитет в стране. Восемнадцать тысяч двести квадратных метров кирпичной кладки в стиле Второй французской империи. Первый этаж облицован гранитными плитами. Стены толщиной шесть с половиной метров. Бронзовая статуя Уильяма Пенна на крыше – самая высокая в мире из себе подобных. Чтобы дать вам представление о мощи этого кирпичного монстра, приведу пример. Лет десять назад во время ремонта с муниципалитета сняли тридцать семь тонн голубиного помета. Тридцать семь тысяч килограммов. С крыши. Только задумайтесь на минутку. Это приличный груз гуано даже для здания, где заседают политики. Если вы не заблудитесь в коридорах муниципалитета Филадельфии, считайте, что вам повезло.
Я вошел через юго-западную дверь, поднялся по мраморным ступеням на второй этаж и направился к офису протонотария.[13] Ну и что? Одни чизбургер называют здоровой пищей, а другие, говоря «член городского совета», подразумевают мошенника и вора. У каждого своя терминология. Я вошел в офис, вышел, оглядел коридор и не заметил ничего подозрительного. Потом продолжил экскурсию по зданию, переместившись к офису мэра. У дверей приемной стоял коп, наверняка для того, чтобы в кабинет не проникли агенты ФБР и не установили прослушивающую аппаратуру. На лифте поднялся на четвертый этаж, прошел мимо дверей бюро выдачи разрешения на брак и суда по делам о наследстве и опеке – двух учреждений, где мне, слава Богу, еще не доводилось быть. Спустился по широченной лестнице на третий этаж, миновал кабинеты членов городского совета и почувствовал, что мой моральный облик как-то потускнел. У лифта я осмотрелся и опять спустился на второй этаж.
Когда я проходил мимо офиса мэра, коп, стоящий у дверей, подозрительно меня оглядел.
– Ты кого-нибудь ищешь, приятель?
– Да. К счастью, безрезультатно.
По другой, такой же широкой лестнице я спустился на первый этаж. Теперь я находился в северо- восточном секторе здания – как раз напротив того, где вошел. Я выскользнул из магистрата, вышел на тротуар и поднял руку.
Передо мной остановилось старое, побитое желтое такси с сигналом «занято». Я открыл дверцу и сел. Такси резко пересекло несколько полос и направилось на север.
– Надеюсь, для всех этих уловок и уверток есть причина, – сказал сидевший за баранкой Джоуи Прайд.
– Пытаюсь сократить военные потери, – ответил я.
– О ком именно идет речь?
– О вас.
– Тогда, мальчик, мы продолжаем. По крайней мере на твоего посыльного приятно посмотреть.
– Это точно, – сказал я и улыбнулся Монике Эдер, на лице которой не было ни тени грима.
Моника отлично справилась с заданием: перехватила Джоуи у моего дома и доставила к муниципалитету. После того, что случилось с Чарли в Оушн-Сити, я понял, что нужно принимать особые меры предосторожности.
– Итак, Джоуи, – спросил я, – зачем вы хотели меня видеть?
– Твой мальчик хочет меня надуть, – сказал Джоуи Прайд, – а я просил передать ему, что не нужно этого делать.
– Не имею понятия, о чем вы толкуете.
– Может, нам стоит высадить пассажирку, прежде чем обсуждать дела.
– Моника своя. Все, что говорят мне, можно слышать и ей. В ее профессии тоже много секретов.
– Тогда ладно. Помнишь парня, о котором мы говорили до того, как Ральф получил пулю в голову? Который раздавал сотенные?
«Лавендер Хилл. Проклятие!»
– Да, помню.
– Он снова со мной связался. Сказал, что скоро заключит сделку с нашим клоуном и что тот по своему греческому великодушию уже решил, какова будет моя доля.
– И какой же она будет?
– Ну, он подумал, что, поскольку в нашей давней проделке участвовали пятеро, я должен получить одну пятую.
– Это разумно.
– Это было разумно тридцать лет назад, а сейчас не имеет смысла. Ральф мертв, Тедди не видно с того момента, как украли картину, а учитывая то, во что он нас втравил, он вообще не заслуживает ни цента. А Хьюго не будет претендовать на свою долю – это я могу гарантировать.
– Почему?
– Не важно. Важно то, что, по моему разумению, мы должны получить поровну.
– Прекрасно, но избавьте меня от подробностей. Я не могу участвовать в этих переговорах.
– Ты уже участвуешь, Виктор. Ты сам их затеял.
– Откуда вы знаете?
– Иначе они бы не состоялись, поэтому не притворяйся, что носишь белые одежды и сияешь как ангел. Свяжись с нашим парнем и передай, что деньги нужно разделить поровну или он нарвется на неприятности.
– Какого рода неприятности?
– У него ведь есть мать и сестра. А у них есть дом. Очень неразумно относиться несерьезно к отчаявшемуся человеку, спасающемуся от призраков.
– Ты слышала, Моника?
– Слышала.
– Это угроза. Как законопослушный гражданин, я обязан докладывать о всех намечаемых преступлениях.
– У меня есть сотовый телефон, – сказала Моника. – Хотите позвонить?
– Пока нет. – Я наклонился к Прайду: – Позвольте дать вам совет, Джоуи. Не связывайтесь с миссис Калакос. Она разделает вас подчистую. Из мяса накрутит котлет, а из костей сварит суп.
Он некоторое время поразмышлял над моими словами.
– Она старуха.
– Не такая уж старуха.