Передо мной снова высилось коричневатое здание фонда Рандольфа с огромными красными дверьми.
Теперь я не мог на него смотреть без мысли об этой омерзительной истории. О любвеобильном Уилфреде Рандольфе, его многострадальной жене, склоке между двумя любовницами. О драгоценностях, унесенных пятеркой местной шпаны, которым помог кто-то из музея. О красивой молодой женщине, которую обвинили в пособничестве преступникам.
«Печально, если коллекция переберется в другое место, – подумал я. – Она должна принадлежать этому зданию. Печально, но не трагично. Фонд Рандольфа был памятником человеку и его деньгам, но что полотну великого Сезанна или портрету Матисса до такого памятника? Им все равно, где висеть, – в музее или в борделе, они в любом случае будут сиять. В конце концов, картины, собранные Рандольфом, слишком прекрасны, слишком совершенны для того, чтобы их контролировать. Сдержать и обуздать можно только посредственность, а величие коллекции Рандольфа уже переросло ту клетку, которую он для нее соорудил».
У меня появилось искушение постучать в дверь и войти, чтобы еще раз осмотреть музей, но был не второй понедельник месяца, и не поочередная среда, и даже не Страстная пятница. Кроме того, я пришел не затем, чтобы насладиться искусством.
Я нашел ее за зданием. Прежде чем прийти, я позвонил, и мне сказали, что сегодня она работает в саду. «Не хотите ей что-либо передать?» – «Нет».
– Итак, вы наконец пришли ко мне, мой дорогой, – сказала миссис Лекомт. – Хотите обсудить мое предложение?
Она сидела на зеленой тележке и, наклонившись, пропалывала клумбу ярких цветов – таких же красных, как ее губная помада. Она взглянула на меня, когда я подходил, и вернулась к работе. Миссис Лекомт была одета в комбинезон и широкополую шляпу, на руках были перчатки. Она выглядела бы как типичная провинциальная вдова, ухаживающая за своими посадками, если бы не туфли на неправдоподобно высоких каблуках и не мраморные статуи в саду.
Каждое дерево, куст и цветочная грядка были помечены аккуратной зеленой табличкой с надписью на латыни. Команда работников в синих халатах подрезала деревья и ровняла граблями землю.
– Нет, спасибо, – ответил я. – Боюсь, мне придется разочаровать вас.
– Зря. Я обнаружила, что в отношениях «наставник – протеже» даже легкое сексуальное желание со временем перерастает в неодолимую страсть.
– Говорят, что через пять миллиардов лет наступит конец света.
– О, не волнуйтесь, Виктор. Я уверена, что, какое бы отвращение я ни испытывала к вам сейчас, оно обратится в свою противоположность, если вы будете достаточно пылким.
– Именно это и случилось между вами и мистером Рандольфом? Отвращение к нему сменилось страстью?
– С кем вы разговаривали?
– Я только что вернулся из Рочестера.
– Как поживает маленькая потаскушка?
– Постарела, завела детей.
– Так ей и надо. Все, что она вам сказала, – ложь. Нас с Уилфредом с самого начала неистово влекло друг к другу. Наша страсть была сильнее сил природы.
– Пока существовала.
– Но пока она существовала, жизнь была восхитительной. Я не променяла бы это время ни на какие богатства мира. Это был самый драгоценный период моей жизни.
– Пока не закончился.
– Завершение – всегда проблема. Вы недавно смотрели какой-нибудь фильм? Уилфреда, особенно в последние годы, влекло к молодым. Моя молодость уходила, ее – расцветала. И она носила на шее эти отвратительные бирюзовые бусы, словно дразня его. Но в конце концов мы с Уилфредом помирились и стали лучшими друзьями с общим деликатным прошлым. Мы часто сидели в этом саду, Уилфред с миссис Рандольф и я, пили вино и разговаривали обо всем на свете.
– О вашей сексуальной жизни?
– Рандольфы были весьма раскрепощенными, а миссис Рандольф особенно нравилось слушать подробности. Она скорее предпочитала слушать, а не участвовать.
– Но, полагаю, не о любовнике, которого вы завели, после того как завершилась ваша связь с Рандольфом и перед тем как вы с ним помирились. Это тоже были отношения «наставник – протеже»?
– Он был таким молодым, ему нужно было многому научиться. А я благодаря Уилфреду обладала богатым опытом, который переполнял меня, и нужно было им поделиться.
– И вы нашли Сэмми Глика. Честолюбивого, безжалостного, старательного ученика.
– Нас познакомил общий друг из Филадельфии. Кстати, о пылком любовнике. Уилфред был страстным мужчиной, но немного мягким там, где нужно обратное, если вы понимаете, о чем я говорю. Я уверена, что вы похожи на него. Но Тедди был совсем другим. Требовательным, яростным и жадным. Ох! Я до сих пор трепещу.
– Тьфу, гадость, – сказал я.
– Вы брезгливы, Виктор?
– Абсолютная правда. Так у кого же возникла идея ограбить Фонд? Вы, естественно, ее поддержали, чтобы отомстить любовнику, который вас бросил.
– Она просто пришла нам на ум. Мы всю ночь провели на пляже в объятиях друг друга, и нас осенило.
– Не сомневаюсь.
Она засмеялась.
– А потом на пляже, на мягком песке и под бархатным небом, рядом с костром, прижавшись друг к другу обнаженными потными телами, мы все обдумали.
– Любовь вдохновляет на похищение шедевров. Как вам это удалось?
– О, Виктор, некоторые тайны должны остаться тайнами, вы так не считаете?
– Удивляюсь, что вы так много мне рассказали.
– Я плохо реагирую на грубость.
– Я стараюсь быть вежливым.
– Я не о вас. Ваши манеры мне так же безразличны, как манеры дождевого червяка, копающегося у меня в клумбе.
– Значит, за последние несколько дней он дал о себе знать.
– Не прямо, но напомнил о себе. Должно быть, вы его раздражаете. По какой-то причине он решил отправить мне сообщение.
– Давайте я угадаю. Оно звучит так: «Спрячь Моне и держи рот на замке».
– Не старайтесь быть слишком умным, Виктор, иначе закончите свои дни в больнице.
– А вы его не послушались. Не боитесь того, что он может с вами сделать?
– Я крепче, чем кажусь, дорогой. Я все еще люблю его, но если мы снова встретимся лицом к лицу, я выцарапаю ему глаза. – Она быстрым движением сорвала цветок. – Какой яркий малиновый цвет. Разве он не прекрасен?
– Где Тедди?
– Не знаю.
– Вы должны иметь представление.
– Нет. Никакого. Уже нет.
– Когда вы последний раз его видели?
– Позавчера. Он сказал, что пошлет за мной.
– И вы все еще ждете.
– Я думаю о нем в темноте ночи, когда ветер мягко развевает шторы на окне. В ночи всегда кто-то приходит, как призрак.
– Вам что-нибудь известно о девочке?
– Какой девочке? А, той, что на фотографии? Почему вы спрашиваете о ней?
