Те
если вдруг позвонят с работы. Сейчас позвонят с работы, думает герой, и с работы немедленно звонят. Ты где ходишь, Мендеш? – спрашивает Сержиу, он сейчас за старшего, пока сеньор Зе в отпуске. Герой его не очень любит, Сержиу слишком много о себе понимает, к тому же у него неприятная манера всех звать по фамилиям, героя это почему-то раздражает. Ты же обещал заменить сегодня Оливейру после обеда, он отгул взял, говорит Сержиу, давай приезжай, ты что, спишь, что ли?
Герой медленно встает с дивана, осторожно придерживая свою распухшую голову. Странное дело, на ощупь она вовсе не такая огромная, как кажется изнутри, ну, может быть, совсем чуть-чуть больше обычного. Герой сует почти высохшее полотенце в стиральную машинку и надевает синюю бейсбольную кепку. У кепки регулируется размер, поэтому ее можно носить даже в приступ.
В свои дни герой водит по автостраде большой двухэтажный автобус. Но сегодня он заменяет Оливейру и поедет по старой дороге, через горы. Автобус у Оливейры тоже старый, длинный и похож на гусеницу. Герою не нравится автобус Оливейры, и он не любит ездить через горы и останавливаться в странных пустых местах. Там его могут поджидать Те
там могут поджидать грабители или наркоманы. Сеньор Зе рассказывал, как его однажды ночью ограбили на старой дороге. Забрали все деньги и еще зеркало разбили.
Герой проверяет билеты и из-под козырька бейсбольной кепки внимательно разглядывает пассажиров. Пожилая грузная негритянка в широком платье и цветастом тюрбане на голове. Четыре цыганки в одинаковых черных платках, у одной на руках толстый младенец. Двое молодых мужчин в костюмах и галстуках, с блестящими от геля волосами. Юнец в темных очках, в ушах наушники. Группка подростков, мальчики что-то говорят, девочки громко смеются. Так громко, что голова у героя опять начинает пухнуть. Он сжимает голову руками, как когда-то сжимала мама. Одна из девочек толкает другую локтем, и они замолкают и протягивают герою свои билеты. Герой, не глядя, отрывает у билетов уголки.
Герой ведет автобус по старой дороге. Он чувствует, что в спину ему смотрят Те. Нет никаких Тех, пытается думать герой, но не верит себе. Он знает, что Те наконец его достали, как когда-то они достали маму. Он знает это так же, как то, что его зовут Витор Паулу Мендеш.
Герой останавливает автобус и шарит под сиденьем. Если бы это был его новенький двухэтажный автобус, под сиденьем был бы топор. Но это автобус Оливейры, старый и длинный, похожий на гусеницу, и под сиденьем он нащупывает только гаечный ключ. Герою все равно. Он сжимает ключ в кулаке и поворачивается к салону. Девочки начинают визжать.
Полчаса спустя пожилая негритянка стоит на обочине и смотрит на подъезжающие и отъезжающие машины «скорой помощи».
– Какой ужас, – говорит она, обращаясь к юнцу в темных очках. – Просто кошмар.
Юнец задумчиво кивает.
– Вы уверены, что не хотите поехать в больницу? – спрашивает, подходя к ним, молоденькая врач. Она очень бледная, но старается держаться уверенно и деловито.
– Нет, спасибо, милая, – негритянка качает цветастым тюрбаном. – Я в полном порядке. Он на меня даже внимания не обратил. И на молодого человека, кажется, тоже. Начал с детей. – Негритянка кривится, как будто сейчас заплачет, и действительно плачет, крупные слезы текут по коричневым щекам.
Врач несколько секунд неловко топчется рядом с ней, потом вздыхает, гладит негритянку по руке и быстро отходит.
Негритянка утирает слезы большим платком, затем долго в него сморкается.
– Я выиграла, – наконец говорит она юнцу, – плати.
Юнец снимает очки и растягивает губы в улыбке. Где-то опять начинает визжать девочка.
Из истории города Лиссабона: Одиссей у феаков
– Когда этот мужик…
– Когда Одиссей приплыл к чувакам…
– Когда Одиссей приплыл к феакам, ихняя принцесса…
– Ихняя принцесса Навсикая легла спать. И увидела во сне эту… с совой…
– А богиня Афина ей сказала: «Чувиха…»
– Сказала ей: «Навсикая, ты должна постирать трусы, они у тебя все грязные и воняют…»
– Упрекала, упрекала, а утром чувиха…
– А утром Навсикая встала злая, потому что до фига грязной одежды было, взяла баб…
– Рабынь взяла и погнала их стирать на берег, где там в кустах спал этот мужик…
– Одиссей спал, а эти начали орать, и он проснулся и как выскочит! Грязный, как бомж, и еще голый. А бабы…
– А рабыни испугались и разбежались, осталась только одна эта чувиха…
– Навсикая не убежала, потому что этот мужик…
– Потому что Одиссей ей понравился. И она даже притащила его к своему отцу во дворец. А отец дал ему корабль и до фига матросов, и они отвезли его домой.
– А… ну… эти чуваки…
– Они уже жили в Лиссабоне, только не знали, что он так называется.
Послесловие
Лейка – маленькая, кругленькая, невероятно красивая, с огромными круглыми глазищами, стриженая (то очень коротко, а то и вовсе налысо), умная, как черт, выпендрежная, как тысяча чертей, вежливая, как настоящая леди, храбрая, как старый пират, и ужасно вредная. Я очень ее люблю. Когда я думаю про Лейку, у меня в горле становится тепло и нежно, как будто глоток горячих сливок во время ангины дали выпить, – это, я точно знаю, и есть любовь.
Когда любишь человека, сказать о его текстах что-то дельное так же трудно, как умолчать обо всем остальном. Поэтому я не знаю, как быть с этим дурацким послесловием, которое вроде бы уже стало традицией, и если я его не напишу, выход книжки, чего доброго, опять отложат, а сколько уже можно откладывать.
Поэтому я не буду ничего говорить про ее тексты, а просто расскажу страшный секрет. Теперь, наверное, уже можно.
Мы познакомились давным-давно в Москве, где у меня была какая-то дурацкая работа, а Лея приходила туда по делам, встречались несколько раз, и вдруг она каким-то неведомым образом пробралась в мою книжку – я имею в виду второй том «Энциклопедии мифов». Я очень редко делаю живых знакомых людей так называемыми прототипами, то есть я вообще никогда этого не делаю, но некоторые ухитряются поселиться там самостоятельно, не то что без моей помощи, но невзирая на мое отчаянное
