– Люди видели, как она с парнем стояла, разговаривала, а потом он от нее сбежал, – заявил жрец. – Понял, наверное, что она убить его собирается, и испугался, бедняга.
– И ничего он не испугался, – с горячностью заявила богиня. – Я просто спросила, где я могу апельсиновый сок найти, чтобы напиться, а он пообещал, что через минуту принесет. Врун проклятый! И все вы, мужики, такие.
В этот момент толпа пришла в движение. Позади аборигенов что-то происходило. Раздались невнятные возгласы, по собравшимся прошла волна, и прямо к ногам Рабиновича и жреца толпа выпихнула бритоголового парня с глиняным кувшином в руках. Тот несколько секунд ошалело озирался по сторонам, а затем увидел богиню. Парень попытался проскочить к ней, но Сеня преградил ему путь.
– В чем дело, молодой человек? – грозно поинтересовался он.
– Дык это… Я вот сока принес, – сглотнув комок, торопливо пояснил он. – Девушка, понимаешь, пить просила.
– Пшел вон отсюда, – отрезал Сеня и повернулся к жрецу.
– Всё? Или еще вопросы будут?
– Это еще ничего не значит! – заорал какой-то умник из толпы. – Это она его только соблазнять начала. Видите, он уже и слюни от предвкушения распустил. У них, у баб, всегда так. Сначала соку попросят, потом им бриллиантовое колечко понадобится, затем в постель завлекут, и всё, пропал мужик.
– Ну-ка, выйди сюда, умник, – Жомов, единственный в команде, которого можно было причислить к категории «пропавших мужиков», почему-то на такую терминологию обиделся. – Выйди и объясни подробнее, как всё это происходит.
Однако желающих прочитать омоновцу лекцию на тему мужских душ, попавших в женские капканы, почему-то не оказалось. Сеня вопросительно посмотрел на жреца, требуя предъявить еще доказательства вины девицы, если таковые имеются. Служитель культа лишь развел руками, и Рабинович громко приказал всем разойтись, чего толпа делать не хотела. Им, видите ли, развлечение требовалось, а не российский суд, который, как известно, самый справедливый на свете.
Жомов, которого неповиновение органам милиции всегда приводило в состояние, близкое к буйному помешательству, собрался самолично заняться разгоном толпы, но в дело вмешался Попов. Включив свой громкоговоритель на полную мощность, Андрюша рявкнул так, что со здания напротив вся лепнина послетала. Те из аборигенов, которые после этого крика остались на ногах, поспешили очистить площадь, а на балкон дворца выбрался заспанный Чимальпопоке.
– Почему муэдзины кричат? Разве уже пора намаз совершать? – поинтересовался он у ментов и снова затряс головой. – Что-то я опять непонятные вещи говорю. К чему бы это? Может быть, меня к лику богов пора зачислять?
– Скорее уж в психушку, – буркнул себе под нос Сеня, а вслух сказал: – Ты по этому поводу завтра с Уицилопочтли проконсультируйся, – и взял девушку за руку. – Пошли с нами. И соком тебя напоим, и отдохнешь спокойно от пережитого.
– Ой, спасибо. Прямо не знаю, что бы я без вас делала! – залопотала та. – Кстати, как вас зовут, мои спасители?
– Я Сеня. Этот здоровяк – Иван. А вон тот пухленький крикун – Андрей, – представил всех кинолог.
– Ой, какие у вас имена странные! – восхитилась красавица. – А меня Тласолтеотл зовут, и я богиня.
– Ни хрена себе! И она еще говорит, что у нас имена странные, – фыркнул Жомов. Сеня сердито покосился на него, но омоновец сделал вид, что недовольных взглядов в свою сторону не замечает.
– Ты его извини, он у нас грубоват немного, – пояснил девушке Рабинович. – Трудное детство, деревянные игрушки, систематическое недоедание…
– Да ничего! – улыбнулась богиня. – Мне иногда даже нравятся грубые мужчины.
Попов тут же фыркнул, а Рабиновича перекосило. Естественно, конкуренции с этой стороны кинолог не ожидал, поскольку Ваня числился примерным семьянином. Жомов и подтвердил это, снова сделав вид, что ничего не слышал, а Сеня немедленно сменил тему.
– А имя у тебя действительно слишком длинное, – завил он, придерживая девушку за локоток. – Может быть, мы тебя будем Тлатой или Тласой, а лучше всего Тлалой называть?
– А они всё по-своему сокращают, – неожиданно подал голос Горыныч, явно обиженный тем, что его среди прочих богине не представили. – Меня вон Ахтармерз Гварнарытус зовут, так вы не представляете, во что они мое имя превратили…
– Ой, а что это у вас такое? Оно говорящее? – Тласолтеотл протянула руку, пытаясь потрогать Горыныча, сидевшего на плече Попова. Тот пискнул и юркнул вниз, вцепившись зубами крайних голов в ремень.
– Сама ты оно, – обиженно заявил он и принялся увеличиваться в размерах.
Неизвестно, чем бы эта трансформация Ахтармерза закончилась для поповского ремня и его же фирменных штанов, но Ваня Жомов успел подхватить обиженного третьеклассника и цыкнул на него, призывая к порядку. Ахтармерз, видимо, не желавший получать по ушам, тут же вернулся в нормальное состояние, а Рабинович, расстреляв его взглядом, вновь улыбнулся девице.
– Ну так что с моим предложением? – переспросил он.
– Мне больше нравится Тлала, – секунду подумав, заявила она.
На сем вопрос с именами и был исчерпан. Зато возникли другие. И в первую очередь у Андрюши Попова. Едва добравшись до резиденции ментов во дворце Чимальпопоке, девушка тут же попросила дать ей пару минут, чтобы привести себя в порядок, а в это время криминалист накинулся на Рабиновича.
– Так, Сеня, я не понял, тебе она зачем понадобилась? – недовольно поинтересовался он. – У нас что, своих проблем мало?
– Умному попу только «а» скажи, а он уже знает, в чем ты грешен. Вот только к нашему Попу эта поговорка явно не относится, – фыркнул кинолог. – Андрюша, если ты так же туп, как кабан, на которого ты похож, напомню, что эта девушка – богиня. И если мы всё же собираемся хоть что-то в этом мире делать, кто нам лучше поможет Кецалькоатля найти, чем такой же небожитель, как он сам?
– Так, значит, мы всё-таки идем этого хрена пернатого искать? – не дав Попову ответить на оскорбление, поинтересовался омоновец.
– Ваня, нам всё равно это сделать придется, – горестно вздохнув, ответил Рабинович. – В любом случае, встретиться с Обероном нам нужно. А для того, чтобы попасть в Эльфабад, нам нужен Кецалькоатль. Вот и всё. Возражения по этому вопросу больше не принимаются!
Спорить с кинологом никто не стал. То ли день выдался длинный и все устали, то ли действительно возразить ни последнюю фразу Рабиновича ничего не могли, история об этом умалчивает. А упоминает она о том, что Попов обрадовался, когда, несмотря на поздний час, Сеня вызвал слуг и приказал накрыть стол для гостьи. И для всех остальных, разумеется.
Никому неизвестно, что именно Тлала сделала с собой, находясь в другой комнате, но когда появилась оттуда, то показалась Сене вдвое краше, чем была раньше. В общем, Рабинович в очередной раз влюбился. И будь девушка не богиней, а обычной горожанкой, он всё равно нашел бы повод, чтобы взять ее с собой. Теперь оставался невыясненным только один вопрос: а захочет ли Тлала сама пойти с путешественниками? Впрочем, это уже только от красноречия Рабиновича зависело. И Сеня постарался. Всё то время, которое они потратили на ужин, кинолог сыпал перлами красноречия, извращался в остроумии и потешал гостью баснями из ментовской жизни. Все остальные в беседе участия почти не принимали. Попов спешил набить пузо, Жомов успевал выпить дозу Сениной пульке, пока тот, забыв о выпивке, кокетничал с дамой, а Горыныч завалился спать, поскольку молодым существам его возраста засиживаться так поздно за столом не полагается.
И лишь один Мурзик не сводил с Тлалы настороженного взгляда. Что, собственно говоря, и полагалось ему по штату. Во-первых, пес он сторожевой и бдительность проявлять всегда должен. А во-вторых, даже Попов знал, как неприязненно относится Мурзик к новым пассиям своего хозяина, и в его пристальном внимании к невесть откуда взявшейся богине ничего удивительного не было. В общем, все развлекались по-своему, и когда девушка начала откровенно зевать – видимо, богам и богиням тоже иногда спать полагается, – никто не удивился, что Сеня предложил ей для ночлега свою комнату, а сам устроился на
