Маудгальяяны мелькали перед ним, совершенно не запоминаясь или поражая своим уродством. И после получаса представления почетных гостей Сеня решил, что лучше попытаться запомнить всех гостей на свадьбе дочери губернатора, чем надеяться не забыть, как зовут какого-нибудь индусского бога.
Первый ряд перед российскими милиционерами составляли члены большой тройки. С ними были Кали с Сарасвати да еще один сухонький старик, которого звали то Шакра, то Индра. При этом все почетные гости партера с недовольством взирали на Вирупакшу, оказавшегося единственным богом, удостоенным чести стоять рядом с российскими ментами.
Следом за боссами местного пантеона теснились божки поменьше, и чем дальше они стояли, тем ничтожней было их влияние на жизнь здешних миров. Многие поглядывали друг на друга не только с явной неприязнью, но и с откровенной ненавистью, и Брахме, дабы соблюсти порядок на этом собрании, пришлось вызвать сюда хранителей мира – локапалы, – созданных им же самим непонятно с какими целями.
По идее, локапалы выполняли те же функции, что и ведомство Вишну. Но тот творений Брахмы к своим делам подпускать не хотел, поэтому большую часть времени локапалы откровенно бездельничали, пили вино, играли в кости и приставали к женщинам. А поскольку жалованье им Брахма не платил – за что, ведь они же ничего не делают, – то оные «хранители мира» откровенно промышляли воровством. Ну а так как к детищам бога-творца приставать пострадавшие побаивались, и родилась поговорка: «Что к локапале попало, то пропало!» И именно из-за них Брахма, замученный потоком жалоб, приказал больше не принимать в своей резиденции никого из смертных.
Все это доблестным российским милиционерам рассказал Вирупакша, пока последние из богов подтягивались на сходку. Он же и обратил внимание ментов на то, как один из локапал шарит по карманам у какого-то зазевавшегося бога. Ваня Жомов тут же хотел вмешаться и арестовать воришку, но Сеня его удержал, сославшись на то, что у богов и без него собственных служителей закона достаточно, а у российских милиционеров в данный момент дела поважнее есть. Однако омоновец успокоился только тогда, когда обворованный бог, даже не прекращая разговора со своим коллегой, поймал воришку за руку, отобрал все награбленное у себя и у прочих членов собрания и пинком отправил его в полет до ближайших кустов.
И все же локапалы свое дело делали. Сеня, конечно, не знал, как эффективно они могли хранить мир в целом, но доброжелательную атмосферу на собрании эти хранители поддерживали исправно. Стоило только где-то начаться ссоре, как рядом оказывались около десятка локапал и, несмотря на недовольство богов, растаскивали их в разные стороны. Опасаясь связываться с Брахмой, хранителям никто не перечил, и если не считать постоянного гама, на поляне царили относительный мир и спокойствие.
– Ну? Скоро начнем, что ли? – завопил кто-то из толпы богов.
Сеня недоуменно вскинул брови, пытаясь отыскать смутьяна, и Вирупакша тут же поспешил на помощь. Он указал на нарушителя спокойствия и сказал, что это Дхритараштра – один из представителей клана Чатурмахараджи. Дескать, это самый главный завистник, лжец и клеветник во всем пантеоне. А больше всего Дхритараштра ненавидит Вирупакшу, поскольку тот умней, красивей и влиятельней. Сеня, сравнив морды обоих членов клана Чатурмахараджи, позволил себе усомниться в утверждении добровольного гида, решив, что по степени тупости и уродства один другого стоят. Недаром же к одной и той же группировке в пантеоне принадлежат!
Между тем вопль Дхритараштры возымел свое действие. Индусские боги, и без того взволнованные беспрецедентным случаем общего собрания, начали вопить, требуя, чтобы им объявили, что здесь происходит и зачем их согнали в одну кучу. Гвалт поднялся невообразимый, и разволновавшихся членов пантеона ни один локапал успокоить уже не мог. Их роль взял на себя Попов.
– Мо-олчать! – рявкнул он во всю силу собственных легких.
Слава богу, что орал Андрюша, задрав голову вверх, иначе вряд ли и половина пантеона оказалась бы в состоянии вменяемости после этого истошного вопля. А вот орлам, из любопытства кружившимся над сборищем, и индусским воронам повезло меньше. Орлы, поскольку летали на большей высоте, справиться с управлением все-таки сумели, а вот вороны посыпались вниз, как спелые апельсины. Если только можно представить себе апельсин, заросший перьями. Боги затихли.
– Вот так-то лучше, – констатировал Попов. – Все собрались?
После этого вопроса по приказу Брахмы локапалы начали делать перекличку. К удивлению Сени, они знали всех присутствующих не только по именам, но и по внешности. Хотя удивляться было нечему. Все- таки один год жизни Брахмы длится 311 040 000 000 000 нормальных человеческих лет. И Сеня не знал, как давно бог-творец создал первого локапалу, и сколько данные существа успели прожить в обществе других богов. Пусть даже тысячную или всего миллионную часть этого времени, а за такой срок можно запомнить даже, когда день рождения у твоей двоюродной бабушки.
Пока локапалы вели перекличку, российские милиционеры ждали. При этом Ваня не переставал высматривать в толпе возможного претендента на звание туманного бога и вообще старался запомнить все те физиономии, которые ему не понравились. Впрочем, через минуту и он напрягаться перестал, решив, что не нравятся ему абсолютно все члены пантеона и, если дойдет до заварушки, чайники под кофейники он подрихтует абсолютно всем. И стоило только омоновцу прийти к такому выводу, как один из локапал подошел к Брахме и что-то прошептал тому на ухо. Бог-творец нахмурился, а затем посмотрел на Рабиновича.
– Все пришли. Нет только Ганеши, – заявил он. – Хотя эта скотина и раньше никогда и никого не слушалась.
– Что же, занятно, – хмыкнул кинолог. – Впрочем, начнем и без него. Или без нее?
– А хрен его разберет, – буркнул Брахма. – Я в создании этого существа не участвовал и подозреваю, что сотворившие Ганешу сами не знали, кого хотят сделать – мужика или бабу. Вот и получилось невесть что. Один день Ганеша в сари, другой – в мужской одежде. И каждый раз то к женщинам, то к мужчинам пристает. Я решил такое поведение бисексуальным назвать, и даже в «Камасутру» соответствующие поправки приказал внести.
– А кто «Камасутру» выдумал? – оживившись, поинтересовался Попов.
– Конечно, я, мой милый мачо! – осклабилась четырехрукая богиня. – Хочешь, покажу тебе, как мне все эти позы в голову приходили?
– Кали, тут вроде бы общество собралось, – напомнил ей Брахма.
– Ну и что? – повернулась к нему Кали. – Им тоже поучиться не помешает, а то с кем ни столкнешься, все – бревно бревном!
– Давайте вы этими опытами после собрания займетесь, – предложил Рабинович и, не давая богине возможности возразить, обратился к собравшимся.
Неизвестно от чего, но Сеня вдруг сделался излишне красноречив. Он довольно пространно обрисовал то положение, в котором оказался местный мир. Затем расписал все те ужасы, которые постигнут эту вселенную в случае наступления конца света, и лишь после этого перешел к велеречивому описанию тех усилий, которые российские милиционеры приложили для спасения данного мира. Под конец этой речи Жомов едва не заснул, да и боги начали зевать, и лишь когда Рабинович изложил причину, по которой все здесь собрались, по рядам прошло заметное оживление.
– В общем, так! – заявил Сеня. – Сейчас все по очереди будут подходить к тумбочке, на которой стоит флакон. Если он не загорится, вы избавлены от подозрений. В противном случае, если преступник откажется сдаться, мы откроем огонь на поражение. – Рабинович показал пистолет. – А если кто-то попытается улизнуть до проверки, виновным будет считаться именно он, и на него будет объявлен всебуддийский розыск. Вопросы есть?
– А после проверки можно домой идти? – послышался чей-то голос. – А то у меня еще тантры сегодня не читаны и воскурения я не нюхал.
– Я тебе понюхаю, наркоман хренов, – погрозил оживившийся Жомов. – Еще раз о такой фигне заикнись, мигом статью впаяю. Причем без суда и следствия.
Что за статья, каким манером и куда ее будут впаивать, выяснять никто не решился. Поначалу возникли споры о том, в какой очередности следует проходить проверку – младшие после старших или наоборот, – но Брахма, чрезвычайно обиженный недоверием ментов к его персоне, вместе с Сарасвати первым двинулся к флакону со слезами Рудры. Остановившись в считаных сантиметрах от него, бог-творец сердито посмотрел на Рабиновича – флакон остался таким же темным, каким и был секунду назад.
