То же должен был делать Куличенко возле Славянска. Сам Никитин с бронемашиной остался в лесу. Отделение Зобнина дозорами растянулось вдоль дороги.
В штабе фронта сомневались: удалось врагам узнать о соединении танков или нет? И когда получили известие от Никитина, что фашисты хотят ударить по 4-му гвардейскому корпусу Полубоярова, послали разведчику радиограмму: «Срочно подтвердите второе сообщение».
Радиограммы, конечно же, посылались шифрованные.
Никитин не понял, зачем требуют подтверждения.
– Слушай, не напутали они чего? – сказал Никитин радисту. – Где текст второй нашей радиограммы?
– «Все пятьдесят танков выходят для удара по корпусу Полубоярова», – прочёл радист.
– Ну и что же?
Радист пожал плечами. А из штаба опять передали: «Приказываю срочно подтвердить слова второго донесения».
– Повтори, – сказал Никитин радисту.
И в штабе вздохнули с облегчением. Стало ясно: раз уж враги хотят уничтожить 4-й гвардейский, то о всей танковой группе они ничего не знают. И на всё соединение они не послали бы только пятьдесят танков.
Прорыв
– Ворошиловград – ключ к Донбассу – был сильно укреплён немцами. Вокруг города они построили три мощных оборонительных рубежа. Последний рубеж проходил по окраинам города. До трёх тысяч дотов и дзотов опоясывали город. Три лучшие свои танковые дивизии сосредоточили там фашисты. Среди них была дивизия СС «Рейх».
Ночью пятого февраля наши войска прорвали фронт южнее города. Обошли его с запада, чтоб не лезть на доты. А севернее от корпуса наша шестая армия рвалась к Изюму. Машины стояли на позициях. Слева гудят бои, справа гул такой, будто там земля проваливается. А мы стоим. Никто в корпусе тогда ещё не знал о предстоящем рейде. Конечно, догадывались, что соседи решают трудную задачу, потом мы вырвемся. Но куда – не знали. А тут ещё перед нами хорошо укреплённые позиции противника, надо их прежде проломить… Ждали мы приказа, и мне опять вспомнилось Горшечное. Там тоже ждали. Но здесь настроение у всех было иное. Все знали, что где-то поблизости имеется аэродром с нашими истребителями. Все знали, что немцы именно здесь хотят нанести контрудар. Но ведь мы были убеждены теперь: едва танки врага поползут, штурмовики Ил-2 нанесут по ним свой страшный бомбовый удар.
Утром 6-го числа дозорные полковника Леонова донесли: против позиций нашего корпуса враг устроил проходы в своих минных полях. Дозорным было приказано вернуться на свои позиции.
В небе появился вражеский разведчик. Тут же вдоль фронта пронеслись два наших истребителя. Сделали круг, и разведчик повернул обратно. И в ту же минуту танки кантемировцев оставили свои позиции. Поползли в разные стороны. И скрылись, будто с перепугу разбежались, кто куда. Дедушка говорил, что он ничего не понял вначале. Он и механик Колосов вскочили в кабину тягача. Ждали, что будет дальше. Прибежал к ним старый механик Василич.
– Что такое? Отступление? – спрашивал он.
Ему ничего не ответили. Подбежал начальник ремонтно-походной базы и, спокойно приказав: «Отведите машины на километр к югу», – тут же исчез в кустах.
Уползали тягачи.
Враг действовал по расписанию. Снова появились бомбардировщики. Но истребители наши их не встретили. Механики наблюдали за небом, ещё ничего не понимая. Зенитки наши ударили, но издалека – их тоже отвели со старых позиций. Бомбардировщики врага прошли над мотострелками. Обрушили бомбы на деревья и кусты, под которыми с час назад стояли танки. С одного захода сбросили все бомбы, развернулись обратно. И сразу же прилетели ещё двадцать штук. Отбомбились, и начала бить вражеская артиллерия. А затем поползли танки. Они двигались пятью рядами, по десять штук в ряду. За ними шла пехота. Низко с рёвом пронеслись наши штурмовики, ударили наши пушки с закрытых позиций. Дедушка видел, как два танка загорелись, потом ещё один. Враги надвигались. Под Горшечным пыль и дым висели в воздухе. Теперь – снег и дым. Будто по заказу поднялся ветер. Волны снега закружило. Наши артиллеристы били наугад. В таком громе и снежном месиве танки лезли и лезли вперёд. Передовые наши окопы дедушка не мог видеть. По слуху понял, что мотострелки наши пропустили танки.
Но там, где враги должны были столкнуться с кантемировцами, наших танков не было. А с флангов ударили по танкам пушки. Мотострелки отсекли пехоту пулемётами.
Враги растерялись и стали отходить.
Дедушка говорил: на войне всякое бывает. Задача у врагов была – прорваться через наши позиции, уничтожить 4-й корпус. Вырваться в наш тыл. Повернуть на юг и с востока ударить по нашим войскам, штурмовавшим Ворошиловград.
Но что же получилось? Через линию фронта они проскочили. Путь на Ворошиловград вроде был открыт. Но ведь пехоту их отрезали, танки наши они не уничтожили. А свои теряли.
Враги отошли назад, остановились на линии наших передовых окопов. Нашим мотострелкам было приказано уйти на фланги. Вражеская пехота подтянулась к своим машинам. А между тем стемнело.
В эту же ночь наши танкисты могли обойти вражеское соединение, проскочить на дорогу и вырваться к Славянску. Но делать этого было ещё нельзя. Танки врага могли, в свою очередь, развернуться, пойти вслед за нашими. Завязались бы бои, и рейд на Красноармейское был бы сорван.
Утро наступило солнечное. Наши истребители и близко не подпускали воздушного разведчика. Без разработанного плана немцы никогда не наступали. Им надо было узнать, где же наши танки. Конечно, с разных сторон по фронту пустили они своих пеших разведчиков. В перестрелке прошёл ещё день.
– Мы берегли танки. По три, по шесть штук появлялись они неожиданно на флангах. Отстреливались – пощипывали врага – и скрывались. Из пушек били и мы и они. Но боя – схватки – не случилось. А враги потеряли за тот солнечный день четыре машины. Видно было, как они горели, как фашисты старались
