Так началась моя жизнь в чужом городе. Кормили нас впроголодь. Часто помогал нам сосед-столяр. Он уже мало работал: стар был и руки у него слабы стали. Он ходил по миру, а что собирал, с нами делил.
Был у нас ещё друг, помогавший нам, — четвероногий друг. Недалеко была фотография, а у фотографа на цепи сидела злющая собака, которую он хорошо кормил. Не помню, как завязалась наша с ней дружба, но она всегда ласкалась к нам, когда мы брали куски из её миски.
И ещё был у нас источник питания — страшно и больно вспоминать о нём — помойка пивной, находившаяся в нашем же доме.
Кончали работу поздно вечером, потом производили уборку мастерской, проверку инструментов, заготовку лесоматериала на завтрашний день. Но самым тяжелым было, когда мастера устраивали после работы выпивку. Мы, мальчики, бегали для них за водкой, выносили все их капризы, укладывали их спать. А уже потом ложились сами — прямо на полу, на стружках. Будили нас рано, и мы никогда не высыпались. Хозяин заставлял нас уносить заказчикам мебель: ему не хотелось тратиться на перевозку её. И вот однажды мои сверстники случайно разбили большое зеркало. Били их за это нещадно — долго ходили они в синяках. Так протекала наша тяжёлая, беспросветная детская жизнь, полная унижений и побоев...
По воскресеньям я бегал к брату: учился у него гранильному делу, к которому у меня больше душа лежала, чем к столярному. Один раз я сказал брату, что я больше не в силах так жить. «Да мне ещё хуже живётся, чем тебе», — ответил мне брат. И тут же, ничего мне не говоря, написал родителям.
И вот, работаю я в мастерской — как раз ярмарка тогда была — да думаю о своём горьком житье- бытье. Вдруг открывается дверь — входят отец и мать. Это было так неожиданно, что я глазам своим не поверил.
Мать целует меня и говорит: «Что же ты, сынок, такой бледненький да худенький стал. Небось, голодный, родной мой...» И сразу же открывает кошёлку и вынимает из неё... пшеничный пирожок с капустой — румяный, пышный, домашний пирожок, какие мать всегда по воскресеньям пекла...
Я был так голоден, что, не помня себя, быстрым движением схватил пирожок и с жадностью откусил от него. Мать посмотрела на меня пристально, словно в душу мне заглянула... Глаза её слезами наполнились.
Николай Фёдорович встал с камня, на котором сидел. Губы у него вздрагивали. Он несколько раз в волнении прошёлся взад и вперёд по дорожке, затем, словно про себя, сказал:
— До смерти не забуду этой минуты, этой материнской любви и муки... — а затем громко продолжал:
— Глянул я на мать и чувствую: не выдержу, сейчас разревусь. Бросился в другой угол комнаты и там уже заплакал. Но быстро овладел собою, вытер глаза и опять вышел к родным.
Тогда заговорил отец, суровый, молчаливый человек. Он положил руку мне на плечо: «Хоть и плохо, Кольша, дома, но здесь ещё хуже». Я рассказал без утайки обо всей моей горькой жизни. Отец забрал меня.
Среди абсолютной тишины старый мастер продолжал свой рассказ:
— Я вам рассказывал уже, что мы, ученики столярной мастерской, частенько забегали во двор к фотографу. К нему водили фотографировать арестантов: под строгим конвоем, закованных в кандалы, в халатах, с тузом на спине. Сильное впечатление производил на нас вид этих несчастных. И это был первый толчок, который вызвал у меня, ещё ребёнка, протест против существовавшей власти, против царя.
Начинался 1905 год. В свободное время мы бегали на площадь, бывали на митингах, слушали зажигательные речи товарища Андрея, как называли в подполье Якова Михайловича Свердлова. Многого я не понимал: мал был, но всё же передо мной открылся новый мир, новые надежды и возможности.
Приехали мы с отцом домой на Полевской завод, а рабочие там бастуют. На Думной горе происходили митинги, и я присутствовал на них. Особенно запомнился мне агитатор — молодой, красивый студент Девяшин. Он призывал к забастовке с требованием повышения заработной платы, 8-часового рабочего дня. Ночью к рабочему Попову, где жил студент Девяшин, нагрянула полиция. Надели нашему студенту поручни, увезли его. Больше он не появлялся, ходили слухи, умер в Петропавловской крепости...
Старый мастер умолк.
Все сидели молча под тяжёлым впечатлением рассказа старого гранильщика. Никто не промолвил ни слова.
— Да что это вы пригорюнились? — опять заговорил Николай Фёдорович. — Ведь всё это — дело прошлое. Сейчас жизнь другая: светлая, весёлая, радостная. Вот пионеры сейчас в лагере отдыхают. Вы, студенты, на практику приехали... А думали ли мы когда-нибудь о такой жизни?
ЭНТУЗИАСТЫ ЗАПОВЕДНИКА
Я в кабинете заведующего научной частью Сергея Львовича Ушкова. Напротив меня, у письменного стола, — Сергей Львович в своей обычной широкой рабочей блузе, как всегда, добродушно улыбающийся. На стене висит схема распространения животных в заповеднике, вычерченная им самим.
Старейший сотрудник заповедника, зоолог, знаток и страстный любитель родной уральской природы Сергей Львович увлекательно рассказывает мне об историческом прошлом этих мест и создании здесь заповедника.
Вдруг стук в дверь. На пороге появился худощавый, пожилой человек с морщинистым, загорелым лицом, с небольшой седеющей бородкой.
— А, милости просим, — пригласил его Сергей Львович, — знакомьтесь. Это колхозник из села Тургояк Фёдор Андреевич Лепешков.
Сергей Львович часто читает лекции в посёлках, окружающих заповедник, не раз бывал и в Тургояке. В живой и интересной беседе Сергей Львович рассказывает колхозникам с необходимости заповедника, об охране животного и растительного мира.
Эти беседы имеют свои последствия. Колхозники и школьники стали оказывать активную помощь заповеднику — сообщать о встречах с хищником волком, с лосем, пятнистым оленем, косулей; прекратилось браконьерство — порубка леса и охота.
Вот и сейчас старый охотник пришел сообщить, что выследил двух волков у границы заповедника близ Тургоякского кордона. Кроме того, Фёдор Андреевич принёс найденные им в лесу оленьи рога. Принёс и какой-то белый цветочек — он его раньше никогда не встречал: может, имеет какую-нибудь ценность.
Зашла к Сергею Львовичу и ботаник Евгения Витальевна.
Вслед за ней — два наблюдателя. Один из них подал Сергею Львовичу мёртвую птицу: он нашёл её в лесу, но почему она погибла, он не знал.
— Это молодая кукушка, — определил Сергей Львович. — Причину её гибели выясним по вскрытии.
Оба наблюдателя оставили Сергею Львовичу толстые тетради — свои дневники.
Наблюдатели ушли, а Сергей Львович продолжал беседу.
— Главная задача заповедника, — говорил он, — охрана его природы. Но советский заповедник одновременно является научно-исследовательским учреждением, которое ведёт большую научную работу, имеющую практическое значение. Так геологи, найдя ценные и редкие минералы, исследуют, в каких условиях, в каких породах и совместно с какими другими минералами они залегают. Это облегчает потом нахождение их в других местностях. Ботаники заняты вопросами лесовозобновления, зоологи — акклиматизацией новых животных и реакклиматизацией животных, некогда обитавших на нынешней территории заповедника и исчезнувших вследствие неблагоприятных условий.
Большую работу по всем специальностям проводят научные сотрудники заповедника, а также учёные, съезжающиеся сюда со всего Союза. Большая доля в этой работе принадлежит нашим наблюдателям,
