11. Стяжаев задумался. Предложение было неожиданным. «А почему бы и вправду не сходить? — подумал он, — В конце концов, это меня ни к чему не обязывает. Заодно и поем, за хлебом идти не придется».
— Пожалуй, ты прав, — сказал он. — Почему бы нам не сходить? Это нас ни к чему не обяжет, мы ведь все равно остаемся при своем мнении.
— Разумеется, — отозвался из-под стола Чемодаса.
— Правда, я как раз собрался в магазин за хлебом…
— Зачем идти в магазин? У нас хлеба навалом, возьмешь сколько твоей душе будет угодно. Заодно и поужинаешь.
— А ты?
— Я-то само собой. Мне и после переезда придется там ужинать. Отказаться нельзя, для соседки это смертельная обида.
— Я знаю.
Дмитрий Васильевич встал с дивана. В первый момент у него от долгого лежания закружилась голова, но скоро все прошло. Он привел в порядок костюм, поправил волосы.
— Ты иди, а я подъеду позже, — сказал Чемодаса. — Приберусь немного на складе.
— Хорошо.
Дмитрий Васильевич прошел через прихожую и постучал в дверь соседней комнаты.
— Войдите! — послышалось оттуда, и он вошел.
Книга XV. (2-я Истины)
1. В соседней комнате было чисто и уютно. Горела яркая люстра. По телевизору шла передача «В мире животных». Пахло чем-то сдобным, и тараканы уже собирались к ужину, но хозяйка не спешила накрывать на стол.
— Молодец что зашел! — обрадовался Упендра. — Сейчас закончим статью, и будем ужинать. Мы как раз только что о тебе говорили. Знакомься, это Марина, моя новая соседка. А это — он обратился к бывшей жене Стяжаева, — то самый мой друг, о котором я тебе говорил.
Марина обернулась и рассеянно кивнула Стяжаеву. Она сидела за столом, перед ней лежал большой лист бумаги, по которому прохаживался Упендра.
— Да ты садись! — засмеялся Упендра, — Ну до чего застенчивый человек! Пока ему не предложат, ни за что сам не сядет. Надеюсь, у тебя найдется несколько минут?
— Я не спешу, — ответил Дмитрий Васильевич.
— Тогда располагайся поудобнее. Мы вот-вот освободимся. Я должен срочно закончить статью. Чтобы успела попасть в вечерний выпуск.
2. — Ты решил написать статью? — удивился Стяжаев.
— Да, в защиту животных. Это сейчас актуально. Скажи, ты когда-нибудь был в зоопарке?
— Был. С мамой.
— Так что же ты молчал? Я и представить себе не мог, что животные в такой степени нуждаются в защите!
Дмитрий Васильевич пожал плечами. Он полагал, что наверняка есть люди, которые этим специально занимаются, и всецело им доверял, хотя и не знал их лично.
— Чему ты удивляешься? — сказал Упендра. — Ты, наверное, думаешь, что животным спаведливость не нужна? Что они не способны даже помыслить о лучшей доле и готовы всю жизнь влачить скотское существование?
Стяжаев поймал на себе испытующий взгляд соседки. «А Чемодаса прав. Они спелись», — подумал он и сказал с вызовом:
— Честно говоря, я об этом вообще не думаю.
Марина осуждающе поджала губы.
— Не удивляйся, — сказал ей Упендра. — Было бы очень странно, если бы рядовой гражданин, наслаждаясь всей полнотой своих прав, еще и думал о других. На это способны немногие.
— Да! — сказала она, глядя на Упендру глазами, полными восхищения.
— Будь добра, подскажи, на чем мы остановились, — попросил Упендра.
3. — Ты пишешь, что животным тоже нужна справедливость.
— Вот именно! Если они не высказываются в защиту справедливости, это еще не значит, что у них нет глаз, и они не видят, что творится вокруг. Взять хотя бы слона, — Упендра обратился к Стяжаеву. — Вот скажи, ты думаешь, ему не обидно?
— А что? — удивился Стяжаев
— Как что? Поставь себя на его место. Ты работаешь не приседая, день и ночь на ногах. Со всеми приветлив, общителен, практически один обеспечиваешь всю выручку зоопарка, на тебе, можно сказать, все держится. А рядом с тобой, буквально через стенку, пристроился какой-нибудь гад, злобное ничтожество, циничный паразит, который даже не считает нужным скрывать свое презрение к окружающим. Развел вокруг себя грязь, разлегся в своей лохани, только к ужину и выползает. Посетители от него шарахаются, дети плачут, взрослые откровенно плюют, никто понять не может, за что только его держат! И при всем при этом вы с ним уравнены в правах и питаетесь из общего котла. Скажи, положа руку на сердце, что бы ты чувствовал?
— Даже не знаю. Мне трудно представить.
— Вот видишь, — сказал Упендра Марине. — А ты сомневалась, — хотя, глядя на нее, трудно было допустить, что она способна сомневаться в Упендре. — Люди все могут понять, надо только уметь им разъяснить. Для этого и существует пресса. Итак, на чем мы остановились?
— На том, что животным нужна справедливость.
— Правильно. И не меньше, чем всем остальным. Теперь пиши с красной строки:
— Да.
— Теперь снова с красной строки:
— «Предлагаю» уже есть, — деликатно напомнила она.
— Я помню. И все-таки, если тебе не жаль бумаги, напиши еще раз, чтобы людям было понятно, что я не только на словах ратую за права животных, но и предлагаю конкретное решение. Итак,
Марина принялась выполнять его указания.
— Ты, конечно, уже понял, в чем состоит мое предложение? — спросил Упендра.
— Пока нет, — честно признался Стяжаев.
— Тогда я тебе объясню. Между прочим, это было бы справедливо и по отношению к посетителям. Может быть, кто-то вообще не желает смотреть на животных, пришел просто подышать свежим воздухом, а его вынуждают платить за вход. Поэтому, я считаю, меня многие поддержат.
— А, ты хочешь сделать вход бесплатным? — догадался Стяжаев.
— Совершенно верно. А кассы установить возле каждой клетки. Чтобы брать плату за осмотр каждого отдельно взятого животного. Тогда сразу будет видно, кто чего стоит… Ты уже подчеркнула?
— Да.
— Тогда пиши дальше.
— С красной строки?
— Разумеется. И слово «справедливость» как-нибудь выдели.
