— Ничего, ничего, — проворчал игрок, который что-то придумал. — Сейчас мы им докажем, что люди — это, знаете, люди…
Все-таки, когда началась игра, Юра не мог отделаться от странного и жутковатого чувства. На него, ловко двигая ногами, размахивая или скользя клюшкой, улыбаясь и даже криками подбадривая иногда друг друга, двигались, увертываясь или пробиваясь вперед, не люди, а машины… На мгновение его посетила страшная мысль, что все здесь не настоящее: и зрители, и его старики, и сам Андрюхин… Что все это чудовищные, умные машины… Но усилием воли Юра отбросил этот кошмар… А через минуту игра уже втянула его в свой бешеный темп.
— Давай! Давай! — орали с трибуны, явно насмешливо приветствуя Юру и его партнера, которые без особых трудностей прорвались к воротам противника и толклись перед ними, видимо не зная, что же предпринять против непробиваемого вратаря. Они уже не то четыре, не то пять раз огибали ворота, разыгрывая между собой шайбу, даже пытались ее забросить, делали искуснейшие обманные движения, но вратарь стоял, как скала.
И вдруг вспыхнула красная лампочка! Трибуны взорвались было смехом, но смех тут же замер, лампочка не гасла! Это был гол, настоящий, полноценный, убедительный, бесспорный классический и неотразимый гол! И тогда, поняв наконец, что непробиваемый андрюхинский вратарь пробит, трибуны словно сошли с ума. Десятки людей, сбивая друг друга, ринулись на тесное хоккейное поле, смяли и растворили в своей массе игроков, пробились к Юре, и он сам не успел еще понять, каким образом ему удалось забросить шайбу, как оказался в воздухе, подбрасываемый сильными руками.
— Ура! — раздавалось вокруг на этот раз без всякой насмешки, а с искренним восхищением. — Ура, Сергеев! Ура, Бычок! Вот это был удар!
Наконец Андрюхину кое-как удалось установить порядок. Он подошел к оправлявшемуся после полетов Юре и, подозрительно глядя на него, спросил:
— Вы забросили шайбу?
— Вроде я, — смущенно улыбнулся Юра.
— Это невозможно! — строго сказал Андрюхин. — Понимаете — это исключено!
Юра растерянно развел руками, оглядываясь на своих игроков и отыскивая того, который вместе с ним был у ворот, и ища у него поддержки. Но тот стоял сзади всех и, кажется, прятался.
Среди общей тишины Андрюхин подошел к своим воротам, где невозмутимо стоял и улыбался только что пропустивший шайбу вратарь, и с расстояния в два — два с половиной метра страшным, кинжальным ударом погнал шайбу в ворота. Вратарь легким движением, словно шутя, спокойно парировал этот смертельный удар. Раз за разом все сильнее, все неожиданнее Андрюхин бросал шайбу, но вратарь не пропустил ни одной…
Андрюхин позвал Юру. Несколько секунд из различных положений, с самых близких расстояний, без всякой защиты Юра метал шайбу, но безрезультатно.
— Вы видите, что шайбу забросить невозможно! — сказал повеселевший Андрюхин.
— Но я забросил ее, — упрямо возразил Юра, поддержанный одобрительным говором зрителей.
— Судья, — крикнул Андрюхин, слегка хмурясь, — прошу продолжать игру!
Впрочем, последовавшие тотчас пронзительные свистки были даже излишни: зрители со всех ног убегали с поля, торопясь занять места и смотреть дальше эту необыкновенную игру, принявшую такой неожиданный оборот.
Едва возобновилась игра, как Юра со своим партнером вновь очутились перед воротами противников. Теперь они не крутились у ворот. Юра бросил шайбу в правый угол, и вратарь, который всегда оказывался на месте, на этот раз метнулся почему-то в левый угол… Шайба скользнула в ворота и скромно улеглась в углу под сеткой… Счет стал 2:3!
Музыканты-трубачи ревели что-то оглушительное и дикое, что сами они потом назвали маршем преисподней. Не было ни одного зрителя, включая аккуратнейших чистюль-старушек из Института долголетия, который не орал бы от восторга во всю глотку. В воздух летели шляпы, кепки, ушанки, кашне, а кто-то в припадке восторга метнул вверх даже пару калош. Их падение произвело отрезвляющее действие, и тогда стал слышен негодующий и требовательный голос Андрюхина:
— Это против правил! Так играть нельзя-с! Я все видел!
Красный, пышущий жаром и гневом, он подскочил к Юре:
— Благоволите сказать-с — только громко, громко! — что вы бросили в наши ворота?
— Шайбу! — недоумевая, растерянно улыбнулся Юра.
Он ничего не понимал, как и большинство зрителей.
— Правильно! Очень хорошо-с! — отчеканил Андрюхин и, неожиданно крутнувшись на коньках, поймал за руку Юриного партнера. — Ну, а вы? Что бросили вы? А? Что вы бросили?
Юрин партнер пробормотал что-то невнятное.
— Громче! Громче! — потребовал Андрюхин. — Все хотят слышать!
Трибуны дружным воплем подтвердили это требование.
— Я отбросил ледышку… — выговорил наконец прижатый к стене долголетний.
— Куда вы ее отбросили?
— Право, не знаю…
— Ах, не знаете? Очень хорошо! А при первом голе вы тоже отбрасывали ледышку?
— Может быть… Я не заметил.
— И тоже не знаете, куда?
Долголетний, пожав плечами, решительно поднял голову и ухмыльнулся, как напроказивший, но упрямый мальчишка:
— Я закинул ее в ворота! И вторую тоже.
— Правильно! — заорал Андрюхин, хватая его за плечи и тут же отбрасывая. — Вы делали это на какую-то долю секунды раньше, чем Сергеев метал шайбу! Вратарь, как и положено, отбивал вашу ледышку, а в это время шайба проскакивала в ворота. Гениально придумано! Только это нарушает все правила хоккея.
— Как вы назвали этот выпуск? — спросил упрямый долголетний, кивая на розовощеких атлетов, которые носились по полю, щелкая клюшками.
— Степы, — сказал Андрюхин.
— В игре с вашими Степами старые правила не годятся.
— Вот как? — вскричал Андрюхин. — Ну хорошо! Тогда я тоже введу новые правила.
И, побежав по полю, он принялся подчеркнуто сердито поправлять шарфы каждого из своих упрямо улыбавшихся атлетов. Тотчас с ними происходила перемена. Если раньше, в течение всей игры, они двигались в быстром, но привычном для хоккея темпе, то сейчас они заметались по полю со скоростью не менее ста километров в час. Зрители, застыв от изумления, не успевали следить за их движениями.
— Что? — прищурился Андрюхин, проезжая мимо Юры. — Скисли?
— Теперь вы окончательно проиграли, Иван Дмитриевич, — сказал Юра сочувственно, посмотрев своими ясными глазами на ученого.
— Поглядим! Поглядим-с! — не поверил тот. — Начали!
При невероятной скорости игроки Андрюхина не налетали, однако, ни на противника, ни друг на друга. В этом важном обстоятельстве игроки Юры убедились, едва вышли на лед. Тогда они перестали обращать на гигантов какое бы то ни было внимание. Задача заключалась только в том, чтобы ни в коем случае не терять шайбу. Пока Степы с молниеносной быстротой, но совершенно бессмысленно метались по полю, команда Юры не торопясь проходила к воротам и, пользуясь приемом, изобретенным напарником Юры, забивала один гол за другим… Счет стал уже 7:3 в пользу долголетних, когда чей-то голос, явно не имевший никакого отношения к хоккею, но полный трагического возмущения, прорвал зловещую тишину.
Длинная, тощая, рыжая фигура опустилась на лед и, не обращая внимания на бешеную пляску игроков и сухой, как выстрелы, треск шайбы о борта, побежала, размахивая пестрой книжкой журнала, туда, где бледный от напряжения Андрюхин напрасно пытался организовать своих питомцев на защиту ворот, уже
