похожий на мотороллер…
На всякий случай Юра решил открыть боковую дверцу: в крайнем случае хоть успеть выпрыгнуть. Но, как он ни старался, дверца не открывалась. Тогда он поспешно перелез, почти перевалился на переднее сиденье и взялся за руль. Но руль, словно заколдованный, сам двигался туда, куда следовало. Понемногу Юра начал разговаривать с машиной, как с живым существом: — Слушай, это как же, а? — испуганно бормотал он. — Поворот! — взвыл было Юра, но машина сама легко и плавно сделала довольно крутой поворот. — Ах, черт! Умница… Вот это модель!
Беседа с машиной, начинавшая отдавать уже лирикой, неожиданно прервалась: машина остановилась. Тотчас мягко щелкнула и открылась дверца, как раз с той стороны, где сидел Юра. Он вышел совсем как какой-нибудь царевич в заколдованном царстве. Машина развернулась и ушла, проявляя полную самостоятельность.
Перед Юрой возникли, однако, вовсе не тридцать три богатыря и не избушка на курьих ножках. Машина высадила его на площадке перед необыкновенным домом, больше всего похожим на огромную елочную игрушку. Хотя на дворе и стояла слишком теплая для февраля погода — 3–4 градуса выше ноля, — все же это был февраль: вокруг лежал снег, правда серый и ноздреватый, как брынза, но снег. А дом, мягко блестевший гранями какого-то теплого и даже вкусного на вид материала, весь утопал в густом сплетении дикого винограда, хмеля и роз… Юра нерешительно приблизился к дому. Только подойдя почти вплотную, он убедился, что розы, и хмель, и виноград находились внутри прозрачной, не видимой глазом, будто невесомой массы, из которой были сделаны части фасада и обрамлявшие его легкие, обтекаемой формы галереи.
— Слоистый полиэфир, — услышал Юра чей-то довольный смешок. — Вы новичок?
— Да, — поспешно подтвердил он, оглядываясь.
Никогда еще Юра не чувствовал себя до такой степени новичком!
Перед ним стоял плотный, краснощекий человек с коротко подстриженными волосами. Он был без шляпы, в толстом свитере. Его лыжи валялись около скамьи нежно-фиолетового цвета, будто сделанной из лепестков гладиолуса. Садиться на нее было так же непривычно, как усесться, скажем, на клумбу. Тем не менее, посмеиваясь над Юрой, лыжник спокойно плюхнулся на эту скамью.
— Вот, могу объяснить, что такое слоистый полиэфир, — сказал он довольным тоном. — Конечно, теперь все люди понимающие, но я, знаете, по настоящему взялся за науку в последние пять-шесть лет… О молекулярном строении, думаю, слыхали?
Юра, снисходительно улыбаясь, кивнул головой.
— Только вы не стесняйтесь! — серьезно сказал лыжник. — А то здесь еще встречаются такие, что всё знают приблизительно и молекулу представляют как что-то очень маленькое, но побольше, чем атом…
Юра вторично поспешил уверить этого чудака, что имеет представление о молекуле.
— Знакомы и с полимерами? — продолжал лыжник, поглядывая на Юру.
— Если я не ошибаюсь, — миролюбиво сказал Юра, — полимеры — это гигантские химические молекулы. Они образуются из десятков тысяч простых молекул, последовательно присоединившихся друг к другу в результате химического процесса. Это в школьных программах есть…
Лыжник, напряженно рассматривая Юру, даже отступил на шаг.
— Простите, вы тоже переучиваетесь? Избираете новую профессию?
— Почему? — удивился Юра. — Я работаю на Химкомбинате и, конечно, имею не только школьное представление об этих вещах…
— Вы инженер?
— Нет еще. Я только учусь… Признаться, меня очень интересует кибернетика, теория электронно- вычислительных механизмов.
— Я тоже учусь, — в свою очередь признался лыжник. — Недавно на семинаре я делал доклад о полимерных материалах. Это моя слабость. — И он, откашлявшись, начал: — Из полимеров, этих удивительных гигантских молекул, делают все. Пластмассы заменяют все цветные металлы — медь, никель, свинец, золото, тантал, что угодно. Они заменяют любые жаропрочные и кислотопрочные стали, любые антикоррозийные покрытия, они заменяют каучук, шерсть, шелк, хлопок. Средний завод синтетического волокна дает в год тридцать пять тысяч тонн пряжи — столько же, сколько дают двадцать миллионов тонкорунных овец. Впрочем, никакие овцы не могут дать волокно такого качества, как современные химические заводы. Самолеты почти целиком сделаны из пластмассы. Даже в «ТУ-104», предке современного самолета, насчитывалось более ста двадцати тысяч деталей из пластмасс и органического стекла… Сегодня пластмассы — это водопроводные трубы и дома, самолеты и суда любого тоннажа, это одежда и станки, обувь и шины, пластмассами начинают ремонтировать людей…
Взглянув на старательного лыжника, Юра поспешно отвел глаза, чтобы спрятать мелькнувшую в них усмешку.
— Не верите? — вскричал возмущенный собеседник. — А между тем из специальных пластмасс уже много лет изготовляют детали внутренних органов человека и заменяют ими больные, износившиеся органы. У меня у самого искусственная аорта! — И он гордо ударил себя по грудной клетке. — У нас в горах я знал человека, которому сделали новый пищевод из пластмассы, а в нашем городе вы увидите людей с искусственными руками или ногами, чуткими к теплу, холоду, удару!
— Вы давно здесь живете? — спросил Юра.
— Шестой год… Раньше я больше ста лет пас овец на Ставропольщине, давал людям хорошую натуральную шерсть, гордился этим. То была моя первая жизнь. Теперь начинается другая. Я решил стать ученым, делать химическую шерсть лучше натуральной…
— А эта скамья, — спросил Юра, переминаясь с ноги на ногу, но все же не решаясь опуститься на прозрачное сиденье, — она тоже из пластмасс?
— Слои стеклянной ткани и слои полиэфирной пластмассы вперемежку, — заявил лыжник, похлопывая по скамье, в нежной глубине которой висели яркие кленовые листья. — Прочнее стали, но в шесть раз легче. Попробуйте! Не горит, не тонет…
Юра послушно подошел, взялся за скамью и неожиданно поднял ее в воздух вместе с лыжником.
— Эй, вы! — завопил тот. — Полегче!
Сам встревоженный этим фокусом, Юра осторожно опустил скамью на снег.
— Верно, тоже из старых чабанов? — сердито спросил лыжник. — Ну конечно. А какого вы года?
— Мне двадцать два года. Почти четверть века…
— Ничего, похоже, — согласился лыжник. — Ну, а по-настоящему?
— Честное слово, мне двадцать два, — неуверенно пробормотал Юра.
— Как же вы сюда попали? — всерьез рассердился лыжник. — Что вы тут делаете?
— Меня привез Иван Дмитриевич Андрюхин, — поспешил объяснить Юра.
Человек в свитере внимательно оглядел Юру и, кажется, поверил, что тот говорит правду.
— Будете участвовать в испытаниях… Слыхал!.. Похвально, — одобрил он. — Пойдемте, я вам покажу вашу комнату.
Они подошли к широкому крыльцу. Казалось, что оно вылеплено из морского воздуха. В глубине ступенек, внутри эластичной массы, в радужном хороводе застыли луговые цветы, травы, стрекозы и кузнечики. Юра перепрыгнул, стараясь не наступить на лепестки. Двери бесшумно распахнулись, и они вошли в белоснежную, высокую, наполненную травяными запахами переднюю, будто выложенную свежей нежной берестой. В глубине стен струились длинные, гибкие березовые ветви. Потолок казался шатром, сплетенным из крон молодых березок и елочек, за которым виднелось голубое небо. Из пластмасс были сделаны не только полы, стены, потолки. Из пластмасс было сделано здесь все: мебель, занавески, скатерти, абажуры, подоконники, посуда. Золотисто-голубой воздух, пронизанный солнечными зайчиками, сразу заставил позабыть серый денек и наполнил Юру радостным ощущением летнего веселья.
— Самое интересное об этом доме вы узнаете потом, — важно сказал лыжник. Видно было, что ему очень хочется рассказать, но он удержался. — Да, в мое время ничего этого не было…
