тюрбан из чёрного шёлка: «Тяжкое известие, которое мы получили, поразило наши сердца. Наши паломники не смогут больше посещать Иерусалим, стихи Корана не будут больше звучать в школах этого города. Сколь велик ныне позор мусульманских правителей!» Ан-Нассер лично участвовал в шествии. Между ним и его дядей аль-Камилем началась открытая война. Её ускорило то, что в момент передачи Иерусалима Фридриху египетская армия подвергла Дамаск плотной блокаде. Для населения сирийской метрополии, тесно сплотившейся вокруг своего молодого суверена, борьба с предательством каирского правителя стала лозунгом мобилизации. Однако красноречия Сибта было недостаточно, чтобы спасти Дамаск. Располагая подавляющим численным превосходством, аль-Камиль вышел из этого противоборства победителем, он добился капитуляции города и восстановил в свою пользу единство империи Айюбидов.

В июне 1229 года ан-Нассер был вынужден покинуть свою столицу. Опечаленный, но отнюдь не отчаявшийся, он устроился к востоку от Иордана в крепости Крак, где он оставался в годы перемирия как бы символом твёрдости по отношению к врагу. Ему по-прежнему были верны многие жители Дамаска, и многие поборники религии, разочарованные слишком уж примирительной политикой остальных Айюбидов, сохраняли надежду благодаря этому пылкому князю, побуждавшего своих единомышленников продолжать джихад против захватчиков. «Кто кроме меня, — писал он, — положил все свои силы на защиту ислама? Кто ещё при всех обстоятельствах бился за дело Аллаха?» В ноябре 1239 года, через 100 дней после окончания перемирия, ан-Нассер в результате внезапного нападения овладел Иерусалимом. Это вызвало во всём арабском мире взрыв ликования. Поэты сравнивали победителя с его двоюродным дедом Саладином и воздавали ему хвалу за то, что он таким образом смыл позор, причинённый изменой аль-Камиля.

Однако те, кто восхвалял ан-Нассера, предпочитали не упоминать о том, что он помирился с правителем Каира незадолго до смерти последнего в 1238 году, надеясь, вне сомнения, что тот вернёт ему власть в Дамаске. Точно также поэты старались не говорить о том, что айюбидский князь не стремился защищать Иерусалим после его захвата: посчитав, что город не может противостоять нападению, он поспешил разрушить башню Давида и другие укрепления, недавно возведённые франками, и после этого ушёл со своими отрядами в Крак. Можно сказать, что религиозное рвение не исключает политический и военный расчёт. Дальнейшее поведение этого правителя-экстремиста не может не заинтриговать. В ходе неизбежной войны за престолонаследие, последовавшей за кончиной аль-Камиля, ан-Нассер не замедлил предложить франкам союз против своих двоюродных братьев. Чтобы прельстить иноземцев, он в 1243 году официально признал их права на Иерусалим, предложив даже убрать мусульманских служителей их Харам аш-Шарифа. Аль-Камиль никогда не заходил так далеко в своих компромиссах!

Часть шестая

Изгнание (1224–1291)

Атакованные татаро-монголами на востоке и франками на западе, арабы находились в наихудшем положении чем когда-либо. Только Аллах мог ещё прийти им на помощь.

Ибн аль-Асир

Глава тринадцатая

Монгольский бич

События, о которых я намерен рассказать, столь ужасны, что на протяжении нескольких лет я избегал даже намёка на них. Тяжело говорить о том, что на ислам и на мусульман обрушилась смерть. Увы! Я бы хотел, чтобы моя мать не произвела меня на свет или чтобы я умер, не успев стать свидетелем всех этих бед. Если вам однажды скажут, что Земля никогда не знала подобного несчастья с тех пор, как Аллах создал Адама, поверьте этому без промедления, ибо это сущая правда! Среди самых известных трагедий Истории обычно упоминают избиение сынов Израилевых Навуходоносором и разрушение Иерусалима. Но это ничто в сравнении с тем, что нам предстоит. Нет сомнения, что до конца света никто и никогда не увидит столь великую катастрофу.

На протяжении всей своей многотомной «Всеобщей истории» Ибн аль-Асир нигде не пишет в столь горестной тональности. Его печаль, его ужас и его пессимизм обнаруживаются теперь на каждой странице, предвосхищая как бы суеверно отсроченный момент, когда, наконец, должно быть произнесено имя этого бедствия: Чингиз-хан.

Завоевательная поступь монголов началась незадолго до смерти Саладина[52], но лишь четверть века спустя арабы почувствовали приближение этой угрозы. Прежде чем начать завоевание мира, Чингиз-хан постарался объединить под своей властью разные тюркские и монгольские племена центральной Азии. Наступление шло в трёх направлениях: на восток, где была сначала поставлена в вассальную зависимость, а затем захвачена Китайская империя; на северо- запад, где была опустошена Русь, а за ней Восточная Европа; на запад, где захвату подверглась Персия. «Нужно стереть с лица земли все города, — говорил Чингиз-хан, — чтобы весь мир снова превратился в огромную степь, где монгольские матери будут вскармливать свободных и счастливых детей». Действительно, славные города, такие как Бухара, Самарканд и Герат были разрушены, а их население истреблено.

Первый натиск монголов на страны ислама практически совпал с вторжением франков в Египет в 1218-21 годах. Арабский мир тогда чувствовал себя находящимся между двух огней, что, несомненно, отчасти объясняет примирительную позицию аль-Камиля в отношении Иерусалима. Но Чингиз-хан не рискнул идти на запад Персии. С его смертью в 1227 году в возрасте шестидесяти лет натиск всадников степей на арабский мир на несколько лет ослаб.

В Сирии этот ураган проявил себя косвенным образом. Среди многочисленных династий, разгромленных монголами на своём пути, были тюрки Хорезма, которые на протяжении предшествующих десятилетий вместе с тюрками Ирака и Индии вытесняли сельджуков. Разрушение этой мусульманской империи, находившейся до того в зените своей славы, вынудило остатки её армии бежать подальше от ужасных завоевателей, и поэтому более десяти тысяч хорезмийских всадников в один прекрасный день прибыли в Сирию, разоряя и грабя города и участвуя в качестве наёмников во внутренних раздорах Айюбидов. В июне 1244 года, почувствовав себя достаточно сильными для того, чтобы основать своё собственное государство, хорезмийцы бросились на приступ Дамаска. Они ограбили соседние города и разорили фруктовые сады Гуты, но, оказавшись неспособными вести долгую осаду ввиду оказанного сопротивления, переменили цель и направились прямиком к Иерусалиму, которым и завладели без труда 11 июля. Хотя франкское население по большей части пощадили, город был разграблен и сожжён. Новое нападение на Дамаск к большому облегчению жителей всех городов Сирии стоило хорезмийцам дорого: через несколько месяцев они были уничтожены коалицией айюбидских князей.

На сей раз франкские рыцари не смогли вернуться в Иерусалим. Фридрих, чьё дипломатическое искусство позволило иноземному флагу с изображением креста развеваться над стенами города на протяжении пятнадцати лет, потерял интерес к судьбе Святого Града. Отказавшись от своих восточных амбиций, он предпочёл поддерживать самые дружеские отношения с правителями Каира. Когда в 1247 году король Франции Луи IX стал подумывать об организации похода на Египет, император пытался отговорить его. Более того, он регулярно информировал Айюба, сына аль-Камиля, о ходе подготовки французской экспедиции.

В сентябре 1248 года Луи наконец прибыл на Восток, но не направился сразу к египетским берегам, решив, что начинать кампанию до весны слишком рискованно. Поэтому он обосновался на Кипре, стараясь в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату