Поздно ночью Макс проснулся: за стеной громко разговаривал его отец. Макс прислушался. Ему показалось странным, что Штернхайм-старший говорил один, и ему никто не отвечал. Кроме того, говорил он как-то странно, растягивая слова. Может, он пьян? Не может быть! Макс никогда в жизни не видел отца пьяным. Но когда актёры по телевидению изображали пьяных, они разговаривали именно так.
Макс встал, вышел в прихожую и остановился за дверью гостиной.
— Ты женщин понимаешь, Белло? Я — нет! Она хочет знать правду, а когда я говорю ей правду, она считает, что я лгу. Может, лучше было бы соврать? — сказал Штернхайм, с трудом ворочая языком. — Радуйся, что ты опять стал собакой. Это так, это так, Белло, не возражай! У собак наверняка не такие привередливые…
— Опять стал собакой? Как это? — Макс вошёл в комнату и остановился, ничего не понимая.
Штернхайм и Белло уютно расположились на тахте. Перед ними на столе стояли: бутылка ликёра, полбанки огурчиков, упаковка собачьих галет и две открытые банки собачьих консервов.
— Ещё глоточек? — спрашивал Штернхайм, наклоняясь над собакой и давая ей глотнуть из бутылки.
Потом он глубокомысленно заглянул в горлышко, немного подумал и тоже глотнул.
— Папа! — закричал Макс. — Что ты делаешь! И… и Белло… почему… что случилось? Почему господин Белло опять стал собакой?
Белло спрыгнул с тахты, пошатываясь, подошел к Максу, встал на задние лапы, положил передние ему на плечи и попытался облизать лицо.
— Прекрати, господин Белло! То есть я хотел сказать, Белло! — воскликнул Макс. — Как это ты опять стал собакой?
— Макс, садись рядом со мной. Не огорчайся. Случилось то, что должно было случиться, — сказал отец. — Действие эликсира, видимо, со временем ослабевает.
— Бедняга Белло! — Макс погладил пса.
Тот положил голову на колени мальчика и грустно поглядел ему в глаза.
Макс спросил:
— А нельзя снова превратить его в человека?
Штернхайм пожал плечами.
— Как? Ведь голубого сока не осталось. Ни капельки.
При слове «ни капельки» аптекарь, очевидно, вспомнил про бутылку. Сделав большой глоток, он попытался поставить бутылку вертикально.
— Папа, прекрати! Ты совершенно пьян! — крикнул Макс и отобрал у отца бутылку.
— Да. Пьян. Впервые в жизни. И на то есть причины, — пробормотал Штернхайм, завалился набок и мгновенно заснул.
Собака вскочила на тахту, немного покрутилась на месте и улеглась рядом. Раздавшийся вскоре громкий храп возвестил о том, что она тоже заснула.
Макс принёс из спальни одеяло, накрыл отца и собаку, вернулся в свою комнату и забрался в постель.
До его слуха донёсся бой башенных часов: сначала четыре удара дискантом, потом ещё четыре — басом.
— Четыре часа, — пробормотал Макс.
Вскоре заснул и он.
Неожиданный визит
Не совсем проснувшись, Штернхайм услышал звонок в дверь. Он повернулся на другой бок и пошарил вокруг себя в поисках маленькой подушки. Он даже нащупал что-то, но это не было похоже на подушку. Оно было чересчур волосатым. Штернхайм открыл глаза и огляделся: он лежал не на кровати, как обычно, а на тахте. А то, что он принял за подушку, было собакой.
В дверь снова позвонили. Довольно настойчиво. Штернхайм с трудом встал, отбросив одеяло в сторону, и сжал ладонями раскалывающуюся от боли голову. Направляясь к входной двери, он ногой отпихнул разбросанную на полу одежду, взял трубку домофона и недовольно спросил:
— Да?
— Господин Штернхайм? — отозвался женский голос.
— Да. Кто же ещё?
— Ну наконец-то! С вами говорит фрау Кнапп из подросткового отдела. Сколько раз нужно позвонить, чтобы вы открыли дверь?
Штернхайм моментально проснулся.
— Ах, фрау Кнапп! — как можно любезнее воскликнул он. — Откровенно говоря, вы выбрали не совсем удачное время. Не могли бы мы встретиться позже…
Она не дала ему договорить.
— Сотрудники подросткового отдела всегда приходят не вовремя, — заявила она. — Пожалуйста, откройте!
Штернхайм нажал кнопку домофона и ринулся в гостиную. Ужасное зрелище предстало его глазам: рваная рубашка валялась на пороге спальни, бутылка опрокинулась, и остатки ликёра вылились на ковёр, повсюду были разбросаны брюки и пиджаки, из домашнего тапочка почему-то торчала полупустая банка собачьих консервов, в ботинке лежал один маринованный огурец и грязная суповая ложка, весь пол был усеян собачьими галетами. Если бы какой-нибудь театральный декоратор задумал изобразить в спектакле невыносимые домашние условия, он не придумал бы ничего более выразительного.
— Макс, вставай! Подростковый отдел! Быстро! Оденься! — закричал Штернхайм.
Взглянув на наручные часы, он понял, что уже восемь тридцать. Макс давно должен быть в школе.
Услышав слова «фрау Кнапп», Белло вскочил и бросился к двери, расценив их как команду. Если бы он всё ещё был господином Белло, то должен был протянуть руку и поздороваться: «Добрый день, очень приятно». А теперь он пребывал в полной растерянности.
— Белло, можно на тебя положиться? — спросил Штернхайм, торопливо подбирая с пола одежду.
Пёс кивнул.
— Тогда выйди ей навстречу и задержи любым способом! Прошу тебя, задержи её! Подумай о Максе и о детском доме!
Когда фрау Кнапп поднялась, то увидела перед дверью Штернхайма большую лохматую собаку.
Фрау Кнапп остановилась и спросила:
— Ты чья? А ты не кусаешься? Ты добрая собачка?
Собачка наклонила голову набок и посмотрела на гостью так умильно, что та сказала:
— Ты добрая собачка! А что ты умеешь? Знаешь ли ты команду «Место»?
Белло послушно лёг на пол.
— Ты хорошо воспитанная собака! — отметила фрау Кнапп.
На ней был серый костюм, в руках она держала папку для бумаг.
— А ты умеешь служить? — спросила фрау Кнапп, положила папку на пол и подняла обе руки, чтобы показать Белло, чего она хочет.
Белло понял: он встал на задние лапы, а передними засучил в воздухе.
— Очень хорошо! Ты отличный пёс! — похвалила его фрау Кнапп и хотела поднять папку, но Белло оказался проворнее: он взял её зубами и отнёс на несколько ступенек вниз. Там положил и, помахивая хвостом, посмотрел вверх. — Аты, оказывается, шалун! Ну, принеси мне папку! И побыстрее! — приказала сотрудница подросткового отдела.
Но собака и не думала слушаться, и фрау Кнап пришлось спуститься вниз.
