— Взаимодействие с командой персонала и психиатром, который будет наблюдать тебя, — обязательное условие, — в заключение сказала сестра.
Она встала и, указав Антуанетте следовать за собой, повела ее в главное помещение палаты.
По пути Антуанетте очень хотелось сказать что-нибудь, чтобы оправдать доверие и заверить сестру, что она будет послушной и ее не придется колоть транквилизаторами, но не могла вымолвить ни слова. Раньше то же самое происходило во время встреч с психиатрами. Антуанетте так хотелось рассказать им побольше, но у нее в голове словно возникала какая-то преграда. Преграда из подавленных воспоминаний, которых она слишком боялась, а также мыслей и чувств, которые были слишком ужасными, чтобы выразить их словами. В некоторые дни она не могла найти слов, чтобы описать даже самые обычные вещи, не говоря уже о травме, перенесенной в детстве.
Эта неспособность и предоставила свободу старшей сестре вносить угодные ей записи в историю болезни Антуанетты.
Глава 30
Антуанетта медленно рассматривала комнату, в которой с сегодняшнего дня ей предстояло проводить большую часть своего времени. Ей взгляд скользил по грязной зеленой краске, покрывающей стены, по решеткам высотой в человеческий рост, выкрашенным в черный цвет, задерживался на двух удобных стульях с подушками, явно предназначенных для дежурных медсестер, и упирался в остальные, из темного твердого дерева, без малейших признаков комфорта.
Когда она вошла в комнату, никто из женщин не обратил на нее никакого внимания. И теперь Антуанетта испуганно поглядывала на тех, с кем теперь ей предстояло жить рядом. Все они, одетые в больничную униформу — бесформенные выцветшие платья и кофты, — с лицами, затуманенными лекарствами, сливались перед ней в единую серую массу. Некоторые разговаривали сами с собой и что-то бормотали себе под нос, а остальные просто сидели, неподвижно уставившись на голые стены. Антуанетта почувствовала, как ее глаза расширились от ужаса, когда она заметила, что почти все женщины были закованы в деревянные стулья. Впервые ей приходилось видеть это приспособление в действии. Лишь один его вид вызывал в ней чувство отвращения и возмущения.
С первого взгляда эти стулья были похожи на обычные деревянные, с подлокотниками и маленькой полочкой, которая раскладывалась в столик, но когда все эти стенки складывались, человек, сидящий в стуле, оказывался в ловушке и не мог двигаться, одни лишь руки оставались свободными.
Но они же люди, думала Антуанетта, потрясенная зрелищем множества женщин, закованных в стулья, женщин, которые не могли ни встать, ни пройтись. Эти люди больны. Как же можно так с ними обращаться?
Некоторые пациентки сидели тихо, а некоторые раскачивались с такой силой, что стулья двигались вперед-назад. Те женщины, которые не сидели на смирительных стульях, стояли, прижавшись к стене, и их глаза были закрыты руками. Они находятся в мире страха, сразу же поняла Антуанетта, даже не зная его причин.
Стук деревянных стульев о стены и скрежет их по полу, бесконечное бормотание бессмысленных слов, стоны и крики, полные безнадежности и страданий, вызывали у нее чувство отвращения.
Она взяла себя в руки — ей не хотелось, чтобы медсестрам стали заметны ее ощущения, хотя все ее чувства были написаны у нее на лице. Антуанетта старалась выглядеть как можно скромнее. Она достала из сумки книгу, села на один из стульев и склонила голову, пытаясь погрузиться в чтение. Она машинально водила глазами по строчкам и, прочитав целую страницу, не запомнила не единого слова. Устало подняв голову, Антуанетта вновь оглядела комнату.
Ей на глаза попалась девочка не старше тринадцати лет. Сидя на одном из смирительных стульев, она размеренно поднимала и опускала деревянный подлокотник, а ее прилизанные волосы висели, обрамляя лицо, лишенное всякого выражения. Девочка высунула кончик языка, уставившись в пол невидящим взглядом.
В этот момент одна из медсестер подошла к ней и сказала радостным голосом:
— Пришло время прогулки, Мэри!
Куда они водят ее гулять, удивилась Антуанетта. А затем увидела, как медсестра открыла деревянный стул, обхватила руками плечи девочки и подняла ее на ноги. Мэри пошла по комнате, продолжая смотреть в пол и совершая ногами нелепые резкие движения. Она шагала так, пока не ударилась о стену. Но это ее не остановило, и она продолжала идти в никуда, а ее тело вновь и вновь ударялось о стену, пока другая медсестра, лениво поднявшись со своего места, не повернула ее, позволив шагать в другую сторону. Двадцатиминутная прогулка Мэри состояла из хождений по комнате туда и обратно. Когда медсестрам надоело ее поворачивать, Мэри вновь оказалась заточенной в стуле и снова занялась подлокотником, тупо уставившись в пол.
Мэри такая молоденькая, что же с ней случилось? — задумалась Антуанетта. Почему девочка, почти ребенок, попала в подобное место? Позже она узнала, что эта девочка переболела менингитом. Раньше она была красивым и живым ребенком, пока в возрасте одиннадцати лет не подхватила вирус. В то время не умели лечить менингит, и почти все, кто заболевал, умирали. Мэри выжила, получив необратимые повреждения мозга. Когда ее родители поняли, сколько времени нужно посвящать уходу за умственно неполноценным ребенком, они подписали документы, согласившись передать дочь в госпиталь. Девочка находилась здесь уже два года. Так как ей не могли уделять много внимания и никто не навещал ее, здоровье Мэри ухудшилось до такой степени, что она потеряла все шансы когда-либо выйти отсюда. Она уже никого не узнавала.
Антуанетта чувствовала, как ее переполняет жалость при виде худенькой фигурки, заточенной в смирительный стул. Забытая девочка, которая когда-то бегала и играла, но больше не сможет сделать этого никогда.
Тихий жалобный голос оторвал Антуанетту от размышлений:
— Тебе нравится мой малыш?
Она подняла глаза и увидела миниатюрную женщину с лицом старухи и детской наивной улыбкой. В руках у нее была кукла. Перестав ее укачивать, женщина протянула куклу Антуанетте.
— Тебе нравится мой малыш? — снова спросила она, заглядывая ей в глаза.
— Да, он очень красивый. Как его зовут? — улыбнулась в ответ Антуанетта.
Она не могла не ответить этому по-детстки наивному существу, которое с такой надеждой смотрело на нее огромными голубыми глазами.
Миниатюрная женщина засияла от радости и пошла задавать тот же вопрос кому-то другому.
— Она потеряла ребенка много лет назад, — тихо сказала одна из медсестер. — Ее зовут Дорис. Она совершенно безобидна и никогда не говорит ничего, кроме этого. По сто раз в день, а может, и больше.
— Что с ней случилось? — робко спросила Антуанетта.
Она не знала, можно ли задавать подобные вопросы и позволено ли медсестрам рассказывать то, что им известно. Казалось, медсестра наоборот была рада с кем-то поговорить.
— О, думаю, Дорис никогда не отличалась умом, — ответила она, пожав плечами. — Она забеременела, не будучи замужем, и ее поместили в дом для одиноких матерей. Когда ее малышу исполнилось шесть месяцев, его забрали у нее. С тех пор она сильно сдала. Ну, сама понимаешь, депрессия, а потом она полностью закрылась от мира. Ее семья использовала этот шанс. Они подписали бумаги и отдали ее сюда.
— Она всегда была такой?
— Сначала нет. Но она прошла курс электрошоковой терапии и стала принимать таблетки, которые успокаивают ее. Она здесь десять лет и уже никогда не выйдет отсюда. — Сестра осторожно взглянула на Антуанетту. — Но нельзя сказать, что она несчастлива, ты сама видишь. Она получила то, что хотела. Ее малыш теперь с ней постоянно, разве не так?
Антуанетта была потрясена, но постаралась скрыть это. В госпитале ей постоянно приходилось видеть пациентов с небольшими отклонениями, но впервые она так близко столкнулась с людьми, психика которых
