обожаемых своих журналов.
Бросив вещи на пол, папа провел еще одну экскурсию, по гостиной. Я смотрела на его губы, они двигались очень быстро, тоже суетились.
А меня раздирала жгучая обида. Я думала, Мика уже тут, ждет. И Ребекки не было, но это-то меня не трогало. Может, папа успел и от нее избавиться? Только это подумала, дверь отворилась, и вошла мачеха с двумя полными матерчатыми сумками. Сразу же заглянула мне в глаза, проверяла, тоскует ли ребенок по маме. Фигушки, пусть не думает, что я трусиха и рева.
— Ну, здравствуй, Вирджиния Кейт. Надеялась вернуться к твоему приезду, но сегодня судьба ко мне сурова. — Она улыбнулась своей щербатой улыбкой и отчалила с сумками на кухню.
Меня охватила паника, вдруг они устроили нам фокус? Что если Мика едет сейчас домой, в Западную Вирджинию? Может, они решили произвести обмен?
Папа обернулся ко мне:
— Иди помоги Ребекке разобрать продукты, я пока отнесу вещички в твою комнату. А тебе в ту дверь, сразу за столовой.
Ясно. Нарочно гонит меня к ней. Пятью пять — двадцать пять. Пятью шесть — тридцать.
Деваться было некуда, потащилась на кухню. Ребекка подошла, обняла. Я резко вырвалась. Еще и обнимается. Очень нужно!
Она отступила.
— Ладно, проверим, что там у нас с продуктами. Их действительно лучше поскорее выложить.
Я стояла посреди кухни, угрюмо наблюдала.
— Как попутешествовала? Много удалось увидеть?
Язык словно прилип нёбу, а ноги к полу. Мозги от жары окончательно расплавились. И рядом не было Мики, он ехал сейчас в Западную Вирджинию.
Ребекка налила в стакан молока, протянула мне, а уже потом спросила:
— Молочка хочешь?
Молоко я не взяла, и она поставила его на стол.
— Ладно, посмотрим, что там у нас еще.
Она извлекла из сумок остальные пакеты. Потом тщательно эти сумки сложила и отряхнула руки.
— Ну что, лапуля, хочешь взглянуть на свою комнату?
Я пожала плечами, но покорно побрела следом.
Комната была рядом с гостиной. Все розовое и белое. Обшитые кружевцем занавески и покрывало. Девчачьи штучки. Стены тоже розовые, с белым бордюром. Пахло свежей краской, все было новеньким, кроме мебели. Мебель старая, темно-коричневая, как кофе. Наверное, дерево теплое и гладкое на ощупь, подумала я. Кровать деревянная, с высоким изголовьем и скругленными углами. Покрывало розово-белое, две розовые подушки. Рядом с кроватью стояло большое мягкое кресло и столик с лампой. На стенах висели картинки со зверушками. На низеньком комоде еще два небольших светильника с прозрачными стеклянными абажурами, расческа, щетка для волос и шкатулка для драгоценностей. Я задумалась: что бы мне туда положить? Открыла крышку. Из шкатулки выскочила балерина в пышной розовой юбочке и закружилась под тихую музыку. Я щелкнула крышкой, сто лет мне была нужна эта балерина и эта музыка!
— Я не знала, какие ты любишь цвета. Обычно девочки любят розовый. А шкатулку в универмаге «Пенни» заказали. — Ребекка мимоходом коснулась крышки, плечи ее дрогнули и на миг поникли.
Столько розового, чокнуться можно, бесилась я. Дома стены были желтыми, светильник молочно- белый, а на стенах рисунки Мики. Мне недоставало железной кровати с перьевым тюфячком. И комода, который смастерил дядя Иона, когда я родилась. А кедровый шкафчик? А коврик? Но больше всего я тосковала об одеяле бабушки Фейт и об окне, из которого всегда смотрела на свою гору, и она улыбалась мне.
Выглянув в окошко новой спальни, я увидела, что мне машет ветками акация, но не махнула ей в ответ.
Ребекка подошла ближе, протянула руку.
— Все будет хорошо. Понимаю, как тебе сейчас непросто.
Я попятилась.
Рука Ребекки упала.
— Я совсем забыла про ужин!
Она отправилась на кухню, я поплелась за ней, хотелось вырваться из этих розовых стен. Ребекка была в коричневых брюках и в папиной белой рубашке, туфли практически без каблука. Тоже высокая, но в остальном ничего общего с мамой. Зачесанные назад светло-рыжие волосы были плотно прижаты лентой под цвет глаз, зеленых, кожа молочно-белая, сквозь нее просвечивали голубые жилки.
Прижавшись спиной к холодильнику, я смотрела, как Ребекка кромсает ножом лук. Хотелось спросить, чем помочь, но разговаривать с ней не хотелось. Тут, причмокнув, отворилась дверь черного хода, и в кухню вошел Мика. Он недоуменно хлопал глазами, видимо, вообще не знал, что меня везут сюда. Мы долго, как дураки, таращились друг на друга, а потом он сунул руки в карманы и рассмеялся. Мика немного подрос, и его волосы тоже, они превратились в волнистую темную шевелюру. Брат был в черной футболке, джинсы, продранные на коленках, кроссовки на босу ногу. Я прижала ладони к глазам, которым вдруг стало горячо и щекотно.
— И что это за офигительная шутка? — спросил Мика.
— Я же сказала, что она сегодня приезжает, — сказала Ребекка.
— Ви, смотри сюда! Я Элвис.
Я раздвинула пальцы и, не успев расплакаться, улыбнулась. Мика очень похоже крутил бедрами и томно кривил губы.
— Идем, покажу свою комнату. — Он подтолкнул меня к двери в коридор и потащил за руку.
У Мики стены были белыми и не пахли краской.
И все были в рисунках, совсем как дома. Одеяло в клеточку, белую, голубую и зеленую. Никаких «ковбойских мотивов».
Мика выудил из-под кровати альбом с рисунками.
— Хочешь посмотреть?
Конечно, я хотела, и мы уселись на кровать. Мика переворачивал листок за листком, он стал рисовать гораздо лучше, чем раньше. Было очевидно, что брат у меня не такой, как у всех, брат у меня особенный.
— Это соседские собаки. Пебблз[16] и Отис[17].
— Как смешно их зовут. — Я всегда ценила удачные клички. — Можно с ними поиграть?
— Они переехали. Теперь в их доме живет какая-то бабулька.
Один рисунок, вложенный между страницами, Мика вытащил и, перевернув, положил на покрывало. Я тут же его сцапала. Ужас, кричащий человек, весь в ранах, из которых хлещет кровь.
— Отдай! — Мика выхватил у меня листок, довольно сильно порвав. Лицо его перекосилось от бешенства.
Я спрыгнула с кровати и отскочила. Прочно запертые двери моего сердца с грохотом распахнулись, потом захлопнулись, потом снова распахнулись под напором ворвавшегося ветра. Я снова прижала к глазам ладони.
— Ч-черт! Прости, сестренка. — Он положил руку мне на плечо. — Ну ладно, мир.
Я опустилась на кровать. А Мика достал портрет: женщина в кресле с книжкой. Старательно его разгладил.
— Глянь-ка.
— Это она? — Я ткнула пальцем в сторону кухни.
— Ну да.
— Ругается? Часто?
— Да нет. Мама чаще ругалась.
Я стиснула пальцами колени.
— Мама ругалась не часто.
