— Он тут уже мертвый. Мама очень хотела такую фотографию.
Ребекка поспешно перевернула страницу.
А если бы меня заставили позировать перед аппаратом с мертвым братиком на руках? Представив, что пришлось испытать Ребекке, я вся похолодела. Меня бил озноб, к горлу подступили рыдания.
И тут она сказала, очень спокойно:
— Он был очень тяжелым. Мне пришлось совсем чуть-чуть его подержать. Помню, я тогда очень была удивлена. Ведь раз душа его улетела, значит, он должен был стать легче, а не стал…
— Может быть, это души придают нам легкости?
— Что ж, по-моему, ты очень умная девочка. — Она откусила кусочек печенья, прожевала, потом продолжила: — Понять не могу, зачем маме понадобилась такая фотография и почему я сама храню ее все эти годы.
— Наверное, потому, что это единственное фото твоего братика? — спросила я и сунула в рот остаток своего печенья.
— Да, скорее всего. — Ребекка допила молоко. — Когда родился Бобби, я постоянно боялась, что с ним что-то случится, потому и перешла на неполную рабочую неделю. Страшно вспомнить, как я тогда нервничала, а еще страшнее представить, что Бобби мог у нас вообще не появиться.
— Но теперь с ним все нормально? — У меня свело от страха живот. — Он ведь никуда… не денется?
— Не волнуйся, лапуля. Теперь все хорошо. Он окреп, как я когда-то. — Она прикоснулась к моему плечу. — Когда приехал твой брат, потом ты, потом Энди, я каждый раз паниковала. Вдруг не смогу стать вам нормальной матерью? Ты же помнишь сказки про злых мачех? — Она скрючила пальцы и зловеще рассмеялась, будто ведьма из какого-нибудь мультика.
— Ты совсем не такая.
— Спасибо. Теперь мы настоящая семья, так мне кажется. — И она пролистнула еще несколько страниц. — Вот, посмотри, как я нелепо выглядела, когда была подростком.
Я веселилась, глядя на действительно дурацкие прически и фасоны.
— О, а это в день выпускного бала в колледже. — Она расхохоталась. — Ты только взгляни на это платье, на этот розовый кошмар в кружевах и бантиках. Вообще-то я терпеть не могу розовый цвет. И отделала им твою спальню только потому, что моя мама когда-то так раскрасила мою. — Она брезгливо усмехнулась. — Скажи, только честно, как тебе розовый? Противный, правда?
— Хм… в общем-то нет.
А мне так хотелось сказать «Да, правда».
— Понятно, щадишь мои чувства.
Она вынула снимок из альбома и стала его рассматривать.
— Это Колин Робичо, — Ребекка улыбнулась. — Помнишь эту винтовую лестницу в доме у моих родителей?
Да, я помнила. И тут же живо представила, как Ребекка грациозно по ней спускается. Гладкие зачесанные волосы прихвачены розовыми бантиками. Ноги только что побриты, почти безупречно. Подол без помех шелестит о гладкую кожу. И Ребекка улыбается стоящему внизу Колину Робичо, и у него аж перехватило дыхание при виде такой красоты. Они рука об руку идут к выходу, а ее родители машут им и посылают воздушные поцелуи.
— Когда мне осталось преодолеть всего несколько ступенек, я оступилась и грохнулась. Прямо лицом. Подол задрался, и все могли полюбоваться моим бельем. Колин так и покатился со смеху. — Ребекка захихикала. — А за ним папа. Ну и я тоже начала смеяться, сидя на полу. Хороша же я была: нижняя юбка торчком, вся мятая. На туфлях царапины, а кошмарное платье даже в одном месте разорвалось. Между прочим, мама купила его в супермодном магазине.
— И что же было потом?
— Потом? Поднявшись с пола, я подошла к Колину и схватила его под руку. Не могла же я не пойти на выпускной бал. Мама просто рвала и метала: «Ты не выйдешь в таком виде из дома, юная леди, я запрещаю!» Я умоляла ее смилостивиться, но она ни в какую.
Мы теперь вдвоем стали рассматривать фото, я увидела дырку на платье, которую сначала не заметила. Дырка была что надо.
— И тут папа, очень редко вступавший с мамой в спор, велел ей отстать от меня. А потом он нас сфотографировал и быстренько выпроводил, хотя мама продолжала фыркать и негодовать. Она не разговаривала с нами целую неделю, — сказала Ребекка, убирая карточку на место. — Признаться, это была весьма приятная неделя.
Наш первый визит к матери Ребекки стал и последним.
Виктория тогда осмотрела нас с головы до ног, и первыми ее словами были вот эти:
— Так, значит, это его дети.
Повернувшись к Ребекке, она хищно на нее уставилась, как птица на червяка.
— Тебе необходимо поменять гардероб. Почему такой затрапезный вид? Почему ты вбила себе в голову, что на людях можно появляться в одежде, которую носит наша горничная?
Ребекка опустила голову.
— По-моему, Ребекка сегодня очень хороша, Виктория, — сказал папа. — Она всегда прекрасна.
Ребекка поднялась на крыльцо и вошла в дом. Папа за ней.
Виктория искоса глянула на Мику.
— Прежде чем войдешь, изволь как следует вытереть ноги. Обе подошвы, целиком, ты понял?
Потом она посмотрела на мои босые ступни, утопавшие в траве.
— А где же твои туфли, юная леди? Скажи-ка мне скорее.
Я махнула рукой в сторону машины.
— Немедленно их надень. Мы не варвары, мы не разгуливаем тут босиком. — Слово «немедленно» она проблеяла: «ниме-е-еленно».
— Отстаньте от моей сестры. — Мика посмотрел на нее зверем.
— А ты помолчи. Терпеть не могу дерзких детей.
Мика, подбоченившись, молча на нее смотрел, а я побежала к машине за шлепками.
Увидев их на мне, Виктория сморщила нос, как разъяренная кошка.
— Это напоминает мне обувь для бассейна. У тебя есть приличные туфли?
Ничего не ответив, я со всех ног помчалась на задний дворик.
Визит длился два часа. Нас с Микой раз сто наградили негодующими презрительными гримасами.
Когда наконец собрались уезжать, Ребекка крепко обняла своего отца.
— До свидания, папа, береги себя.
Поцеловав ее в щеку, он сказал:
— Приезжай к нам еще, моя девочка, и поскорее.
Потом Ребекка обняла Леону, которая стояла в сторонке, чинно выпрямив спину. На ней было желтое ситцевое платье и фартучек, волосы тщательно убраны под шапочку, а на ногах плотные чулки, в такую-то жару.
— Я очень по тебе скучаю, Леона.
— И я по тебе, лапуля. А детки славные, у тебя теперь совсем другие глаза, так и сияют, это им спасибо. — Улыбнувшись нам с Микой, Леона пошла в дом, ее обширный зад слегка колыхался в такт шагам.
Леона совершенно меня покорила, даже больше, чем персиковый коблер, которым она нас угостила. Она положила сверху двойную дозу мороженого, но этот нежнейший, запеченный в духовке десерт восхитил нас меньше, чем греющая душу доброта этой женщины. Я сразу размечталась: вот бы она жила с нами.
Ребекка обернулась к матери:
— Сегодня Леона просто превзошла самое себя. Тебе не кажется, что ей пора хорошенько отдохнуть? Заслужила, столько лет работает, весь дом на ней.
— Твое мнение меня не волнует.
— Это я знаю, мама. Я просто сказала. Леона уже старенькая, и у нее утомленный вид. — Ребекка
