— Нет.
— Но мы не позволим убить себя без сопротивления!
— А я и не думал, что вы на это способны. Я знаю, что все войны в этих местах заканчиваются одинаково: победители или убивают побежденных, или делают их рабами. Но я не признаю ни того, ни другого. Я христианин.
— Христианин? — переспросил нуэр и задумался, старясь вспомнить, что означает это слово. Наконец, в его мозгу мелькнула какая-то смутная догадка, и он сказал: — Кажется, христианами называются люди, которые едят свинину?
— Да. Но это не главное, что отличает христиан от последователей Пророка. Наша религия повелевает нам любить вместо того, чтобы ненавидеть, и делать добро даже нашим врагам.
Эта христианская заповедь очень понравилась нуэру, и он спросил:
— И вы действительно повинуетесь этой религии?
— Да.
— Но ты ведь знаешь, что мы твои враги?
— Конечно!
— Тогда ты должен сделать нам какое-нибудь добро.
— Я тоже так считаю, — согласился Шварц, про себя улыбаясь той смеси простодушия и хитрости, которую обнаруживал его собеседник.
— Как же ты хочешь с нами поступить?
— Это будет зависеть только от тебя. Прежде всего ты должен откровенно ответить на все мои вопросы. Скажи, зачем Абуль-моут вас завербовал?
— Ему нужны были люди, чтобы поймать новых рабов.
— Где он собирался их ловить?
— В деревнях ниам-ниам.
— И что он обещал вам за это?
— Еду и питье, одежду, какую носит наш народ, ружья на все племя и по одному талеру за каждого пойманного раба.
— Не очень-то он щедр! Значит, вас завербовали только для похода. Почему же, в таком случае, вы стали сражаться против нас?
— Потому что так хотел Абуль-моут. Мы его товарищи и союзники и, значит, должны его защищать.
— Теперь вы поняли, что водить дружбу с ловцом рабов довольно опасно? Ведь эта дружба стоила жизни многим из вас!
— Да, это верно, — уныло подтвердил вождь. — Твоя пушка была очень голодна, она сожрала больше наших людей, чем может проглотить ее маленький рот.
— Ты их сосчитал?
— Да. Убиты у нас около тридцати, а раненых вдвое больше. А у многих даже прострелены прически. Но ты обещал сказать, что с нами будет дальше!
— Ответь сначала, кому принадлежат ваши корабли?
— Одному человеку из Диакина.
— Он работорговец?
— Нет.
— Значит, он богат?
— Тоже нет. У него ничего нет, кроме этих кораблей, и когда ты их сожжешь, он станет совсем нищим.
— Кто сказал тебе, что я собираюсь их сжечь?
— Каждый победитель сжег бы корабли или оставил их себе.
— Абуль-моут нанял эти корабли для похода?
— Нет. На них мы должны были только добраться до селения. Но селение сгорело, и с ним вместе — нуквер Абуль-моута, и поэтому Отец Смерти снова нанял эти корабли.
— Хозяин кораблей должен получить их обратно. Передай ему, что это мой подарок!
— Ты так решил? О, господин, кто может сравниться с тобой в доброте? Но как я могу передать тому человеку твои слова?
— Разыщи его, когда приедешь в Диакин.
— А разве я туда приеду? — насторожился негр.
— Да, и ты, и все твои люди. Я даю вам свободу.
Нуэр все-таки выронил трубку, вскочил и воскликнул:
— Он дарит нам свободу? Разве это возможно? Господин, ты, наверное, шутишь надо мной!
— Нет, я говорю вполне серьезно. Я не хочу лишать вас жизни.
— Мы все останемся в живых? Все? И я тоже?
— Да, и ты тоже. Но в ответ на это хочу поставить свои условия.
— Назови, назови их! — ликовал негр. — Мы сделаем все, что ты потребуешь, если это только в человеческих силах.
— Во-первых, вы сдадите все ваши ружья.
— Ты их получишь. У нас дома достаточно другого оружия.
— Во-вторых, вы навсегда забудете об Абуль-моуте. Вы не будете делать попыток его разыскать, а как можно быстрее возвратитесь на своих кораблях домой.
— Мы сделаем все, как ты велишь, и притом очень охотно!
— Надеюсь. Скоро я на моей дахабии покину это место, но оба нуквера останутся здесь, и мои люди проследят, чтобы и второе условие было в точности выполнено. Запомни: если вы вздумаете его нарушить и повернете назад, вы тотчас будете схвачены и убиты!
— Поверь, господин, мы очень рады, что можем вернуться домой, и нам не придет в голову остаться. Этот Абуль-моут предал нас, и если он когда-нибудь снова попадется на моем пути — он погиб.
— Очень хорошо! Таким образом, можно считать, что разговор окончен, и…
— Нет, не окончен! — вмешался вдруг Пфотенхауер. — У меня тоже есть одно условие!
При этих словах (а говорил Серый, разумеется, по-арабски) кончик его носа так игриво заерзал в разные стороны, что Шварц, который уже успел достаточно хорошо узнать своего нового друга, понял: сейчас произойдет что-то забавное.
— Скажи свое условие, — повернулся к нему нуэр. — Я надеюсь, что в моих силах выполнить и его.
— Вот и прекрасно! Я хочу, чтобы вы отрезали свои прически и отдали их мне.
Произнося это требование, Пфотенхауер вряд ли ожидал, что оно произведет на негра столь сильное впечатление. Бедняга отшатнулся, всплеснул руками, выкатил глаза, громко вскрикнул и заплетающимся языком пробормотал:
— О нет, господин, о таком ты не можешь нас просить.
— Как это не могу? Я не просто прошу, а требую этого.
— Но мы не можем выполнить твое желание!
— Почему? Здесь у нас достаточно ножей и есть даже несколько пар ножниц, с помощью которых мы вас в два счета обкорнаем.
— В чем мы провинились перед тобой? За что ты хочешь заставить нас претерпеть такую боль?
— Боль? Если вы будете вести себя осторожно, то никакой боли вы не почувствуете.
— Ты ошибаешься. У нас нельзя отнять прически так просто, как у других, потому что они делаются совсем по-другому. Они жесткие и прочные, как камень. Мы не знаем, где у нас кончается голова и начинаются волосы.
— Зато я прекрасно это знаю, потому что я врач, и я изучал строение человеческого черепа. Так что вы можете не бояться: если даже я ненароком и отхвачу у кого-нибудь из вас кусок головы, то я же и приставлю его обратно.
— Нет, нет, господин, не пугай нас! Я охотно верю, что ты великий табиб[153], потому что ты обладаешь огромным, как у великана, носом, а мы, негры, знаем, что
