– Пятьсот пиастров мы могли бы дать.
– Пятьсот? Парень, вы хотите нас надуть.
– Может, найдется и шестьсот.
– Вы даете двенадцать тысяч пиастров, и ни монетой меньше. Клянусь Мохаммедом. Больше не уступлю. А не желаете, я прикажу вас сечь, пока вы сами мне их не отдадите. Вы сказали, у вас есть способы сделать ваши деньги невидимыми. Значит, денег у вас много. Ну а у меня найдутся способы сделать ваши деньги видимыми.
Халеф сделал вид, что испугался.
– Господин, может, немножко подешевле?
– Нет уж.
– Тогда нам придется тебе их отдать.
– Вы мерзавцы. Я вижу теперь, что у вас много денег. Ваша свобода будет стоить не двенадцать тысяч пиастров, а вы нам дадите столько, сколько я потребовал сначала, – пятнадцать тысяч пиастров.
– Прости, господин, это слишком мало.
Капитан посмотрел на Халефа с удивлением:
– Что ты имеешь в виду, парень?
– Говорю: каждый из нас стоит больше пятнадцати тысяч пиастров. Разреши нам дать тебе пятьдесят тысяч!
– Ты что, рехнулся?
– Или сто тысяч.
Пекарь-юзбаши надул беспомощно щеки, перевел взгляд на костлявое лицо лейтенанта и спросил его:
– Лейтенант, что скажешь?
С трудом закрыв рот, тот признался чистосердечно:
– Ничего, абсолютно ничего!
– Я тоже ничего не скажу! Эти люди, должно быть, чудовищно богаты. – Потом он снова повернулся к Халефу: – И где у вас деньги?
– У нас здесь есть человек, который за нас заплатит. Но увидеть его тебе не удастся.
– Огради нас Аллах! Ты говоришь о дьяволе?
– Позвать его?
– Нет, нет, ни за что! Я не езид и не умею с ним говорить! Я умер бы от страха!
– Тебе не будет страшно, потому что этот шайтан придет в облике человека. А вот и он!
Я поднялся из-за дерева и двумя быстрыми шагами преодолел разделяющее нас пространство. В ужасе они кинулись бежать: один направо, другой налево. Впрочем, мой вид им, очевидно, показался не очень страшным, ибо они тут же остановились и безмолвно уставились на меня.
– Юзбаши, – заговорил я с ними, – я слышал, о чем вы говорили вечером и сегодня утром. Вы говорили: Шейх-Ади – гнездо разврата!
Тяжелый вздох был мне единственным ответом.
– Вы говорили, Аллаху следовало бы разгромить и раздавить всех немусульман.
– О! О! – только и было слышно.
– Дальше вы говорили, что перестреляете этих злодеев, мошенников, нечистых, бесстыжих собак и захватите много трофеев!
Мюльазим был полуживым от страха, а юзбаши мог только стонать.
– Потом вы хотели, чтобы вас повысили по службе, что позволило бы курить ширазский табак.
– Он знает все, – трусливо произнес капитан.
– Да, я знаю все! Я переведу вас! Ты знаешь куда?
Он затряс головой.
– В Шейх-Ади, к нечистым и бесстыжим, которых вы хотели убить, а теперь я заявляю вам то, что вы недавно говорили этим двоим: вы мои пленники!
Солдаты не могли взять в толк все происходящее, они стояли, тесно сбившись в кучку. Знак, которым я сопроводил мои последние слова, произвел свое действие. Езиды выступили из-за деревьев и окружили солдат. Никто из турок и не думал оказывать сопротивления. Все были ошарашены. Только офицеры догадались, что на самом деле происходит, их руки метнулись к поясу.
– Стоп, только без стрельбы! – окрикнул я их и вытащил револьвер. – Кто схватится за оружие, будет мгновенно расстрелян.
– Кто ты? – спросил капитан.
Он прямо-таки обливался потом. Мне было немного жаль этого доброго и честного Фальстафа[9] и дрожащего рядом с ним Дон-Кихота.
