приеду.
— Как хотите! Время у нас есть. Давайте объедем эти места. Но мы должны быть очень осторожными. Почва здесь обманчивая, и не заметишь, как провалишься в болото.
Дальше мы поехали один за другим, очень осторожно. Ветер дул нам в лицо, принося с собой какой- то странный запах. Старший из моих спутников, ехавший впереди, заметил это. Он придержал лошадь, втянул воздух носом и сказал:
— Что это за жуткая вонь? Такой я прежде не замечал. Какой-то гробовой запах!
— Пахнет трупом! — согласился его сын.
— Похоже на скипидар! — добавил я.
Мы двинулись дальше. Запах усилился. Мы добрались до такого места, справа от расстилавшегося перед нами болота, откуда мох далеко отступил. Выглядело эта местность так, словно ее полили отравляющим веществом. Вода казалась маслянистой: ее покрывала голубовато-желтоватая пленка. Тут старший Аккерман громко вскрикнул, соскочил с лошади и быстро пошел к воде.
— Бога ради! Что ты задумал, отец? — испуганно закричал его сын. — Вода отравлена! Стой! Остановись!
— Я должен посмотреть на это, посмотреть! — ответил старший с непонятным волнением.
— Но почва прогибается под твоими ногами!
— Пусть прогибается!
Теперь он добрался до чистой воды и стоял по колено в болотной жиже, и его засасывало все ниже. Мы увидели, как он зачерпывает ладонями воду и также нюхает ее. Его засосало уже повыше колен, тогда он энергичными движениями выбрался из трясины и подошел к нам. Он не стал садиться в седло, а подошел ко мне и спросил:
— Не жаловались ли вы, что у вас осталось всего сто долларов?
— Да, было дело.
— Так я могу купить у вас это болото. Сколько вы за него хотите?
— Странный вопрос! Вы отдадите мне те четыре сотни долларов, которые я заплатил?
— Нет, я дам вам больше, много больше.
— Сколько?
— Очень много. Ну, скажем, сто тысяч или даже полмиллиона долларов!
Я буквально онемел от изумления, потому что его слова не могли быть шуткой. Аккерман вообще шутить не любил, а теперь его лицо приняло совсем серьезное выражение. Я ничего не ответил, и он продолжал:
— Молодой человек, да вы не представляете, какой вы счастливчик, настоящий баловень судьбы! На поверхности этой воды плавает нефть. Здесь она выходит на поверхность. В недрах ее должно быть огромное количество. Вы — миллионер!
— Мил… ли… о… нер! — повторил я заикаясь. — Вы ошиблись, вы, должно быть, что-то перепутали!
— Нет, ни в коем случае. Я долго жил по ту сторону от новых штатов[5] , в нефтяном районе. Я хорошо знаю, как выглядит нефть. Поверьте мне!
— Не-е-е-фть! Мил… ли… о… нер! — все еще растягивал я слоги, как будто бы Бог отнял у меня разум.
— Да, вы — настоящий миллионер! Таких здесь называют нефтяными принцами. То есть вы еще им не стали, но станете. Для этого недостаточно владеть землей, в которой скрыта нефть. Требуется еще добыть ее, а для этого нужны деньги.
— Добыть!
— Да, а это делают машины, которые дорого стоят.
— Тогда я не стану миллионером. Где же мне найти денег, чтобы купить машины?
— Дорогой мой сосед, не будьте таким наивным! Денег вам не надо, ни одного пфеннига. Дайте в газеты объявление, и сейчас же найдется сотня, а то и больше богатых людей, которые предоставят свои кассы в полное ваше распоряжение.
— А ведь верно! Да, это может быть!
— Но эти люди должны получить выгоду от вложения денег. Вам придется с ними поделиться прибылями, и весьма значительной долей. Но я знаю одного человека, который не надует вас, как эти господа.
— Кто же это?
— Он перед вами — это я, старый Аккерман, собственной персоной. Я поступлю с вами не только по- соседски, но и по-дружески. Хотите заключить сделку?
— А почему же не захотеть! Вот только хватит ли у вас на это денег?
— Да уж я как-нибудь наберу деньжат, не беспокойтесь об этом. А если моих денег не хватит, мы возьмем кредит, тогда как другие взяли бы с вас более высокие проценты. Подумайте над моим предложением! Ну, а теперь поедем дальше, чтобы осмотреть все болото и прикинуть, на что здесь можно рассчитывать.
Увиденное нами удовлетворило его до такой степени, что он тут же на месте предложил очень выгодный договор, который мы вскоре и подписали. Не буду рассказывать вам во всех подробностях, как дальше развивались события. Короче говоря, Аккерман оказался честнейшим человеком и не обманул меня, а вскоре слава о нашем Ойл-Свомп прошла по всем Соединенным Штатам и даже за их пределами. Нам предложили свои услуги крупные предприниматели, а наше предприятие достигло огромных размеров. Теперь, по прошествии неполных двух лет я назван нефтяным принцем, стал миллионером и приехал сюда, чтобы забрать с собой мать.
— А она еще жива?
— Надеюсь на это, хотя о ее судьбе совершенно ничего не знаю. Это была одна из причин, заставивших меня приехать в Германию.
— А у вас есть и другая причина возвращения? — спросил я, так как он перестал говорить и посмотрел на меня так, словно ожидал моего вопроса.
— Да, и я скажу вам о ней, потому что вы знаете хорошо Америку и не будете надо мной смеяться. А именно, я хочу разыскать в Германии кое-что… кое-что…
— Да говорите же, дорогой мой! Вам не стоит стыдиться. Если вы стесняетесь произнести это слово, то я скажу его за вас. Вы хотите найти здесь себе жену?
— Да, именно так!
— Потому что вам не нравятся американки?
— Верно! Что мне делать с женой, у которой маленькие ножки и крохотные ручки, но зато огромные претензии? Да, я мог бы легко удовлетворить эти требования, но я мог бы и себе кое-что позволить, а этого американка не потерпит. Я ведь никогда не знал семейного счастья, никогда. Я хотел бы понять, что это такое, почувствовать, ощутить. Тешу себя мечтой, хотя, может быть, это всего лишь предрассудок, что счастье можно найти только рядом с немецкой женщиной.
— Разделяю ваш предрассудок. Но вернемся к нашему разговору. Когда вы сюда прибыли?
— Вчера.
— И когда вы уезжаете?
— Завтра.
— И я тоже. Я поеду через Лейпциг, вам это по дороге. Хотите присоединиться ко мне?
— Охотно, если вы только позволите.
— Решено! Мы едем вместе!
Да, до Лейпцига мы поехали вместе. Там мы расстались. Мне надо было поехать в Дрезден, а его дорога шла на Цвиккау, в горы. Но перед расставанием он обещал разыскать меня в Дрездене, как только сможет, и рассказать о своей матери.
Он разыскал меня раньше, чем я ожидал — уже через два дня, и я узнал от него, что посещение родных мест оказалось напрасным. Матери в живых он не застал: она уже давно умерла от белой горячки. Он рассказал мне об этом таким равнодушным голосом, словно речь шла о совершенно чужом для него человеке. Конечно, он не знал материнской любви, но все-таки рассказ его я воспринял бы гораздо лучше,
