— Сэр, это же люди!
— Это воры! Их надо застрелить… непременно!
— Мне жаль, но в таком случае я вынужден вас оставить.
— Оставить? Почему?
— Я защищаю свою жизнь, если на меня нападут, но без нужды людей не убиваю. Думаю, вы истинный англичанин?
— Well! Englishmen… Nobleman… Gentleman… [106] не будет убивать… только возьмет лошадей!
— Кажется, вы в самом деле такой.
— Yes! Десять точек… правильно!
— Четыре свободных, шесть под всадниками.
— Хм! Вы хороший охотник… Вы правы… Сэр Джон Раффли много рассказывал… Оставайтесь со мной… Хорошо заплачу, очень хорошо!
— Стреляете вы метко?
— Хм, очень нормально!
— Так пойдемте. Мы должны отступить, чтобы они нас не заметили. Наша позиция будет внизу, между холмами и рекой. Мы пройдем еще минут десять дальше к югу. Там холм так плотно подходит к воде, и ускользнуть им от нас не будет никакой возможности.
Теперь мы торопливо сбежали вниз и скоро достигли указанного мною места. Река была окаймлена тростниками и бамбуком, а у подножия холма росли мимозы и высоченная полынь. Для укрытия у нас было достаточно места.
— И что теперь? — спросил англичанин.
— Вы устроитесь здесь, в тростниках, и позволите людям пройти. Я спрячусь за мимозами, у выхода из этой теснины. Когда воры окажутся между нами, мы оба выступим. Стрелять буду я один, потому что я, видимо, лучше разбираюсь в обстановке, а вы употребите свое оружие только по особому моему приказу или если вашей жизни будет грозить серьезная опасность.
— Well… Хорошо, очень хорошо… Великолепное приключение!
Он исчез в тростнике, я тоже выбрал себе укромное место. Уже через короткое время мы услышали стук копыт. Они поехали мимо Линдсея без какого-либо дурного предчувствия, не озираясь, после чего я увидел вынырнувшего из тростников англичанина и вышел из укрытия. Мгновенно они остановили лошадей. Ружье висело у меня за спиной, в руках был штуцер.
— Селям алейкум!
Дружеский привет ошеломил их.
— Алейк… — начал было один из них. — Что ты здесь делаешь?
— Жду моих братьев, которые должны мне помочь.
— Какая помощь тебе нужна?
— Видишь, я без лошади. Как смогу я теперь проехать по пустыне? У тебя четыре лишних лошади. Не хочешь ли продать мне одну из них?
— Мы не продадим ни одной из этих лошадей!
— Я слышал, что ты любимец Аллаха. Ты только потому не хочешь продавать лошадей, что твое доброе сердце желает подарить ее мне.
— Да исцелит Аллах твой разум! И дарить тебе лошадь я не буду.
— О, образец милосердия, ты когда-нибудь четырехкратно отведаешь райское блаженство, потому что ты не хочешь продать мне одну лошадь — ты собираешься подарить все четыре.
— Аллах керим! Этот человек несомненно и по-настоящему сошел с ума.
— Подумай, брат мой, что сумасшедшие берут то, что им не отдают добровольно! Обернись-ка! Возможно, ты дашь тому человеку то, в чем отказываешь мне.
Только теперь, при виде англичанина, ситуация стала им полностью ясной. Они наставили копья, словно готовились в атаку.
— Что вы хотите? — спросил меня говоривший.
— Вернуть наших лошадей, которых вы на рассвете у нас украли.
— Человек, ты действительно безумен! Если бы мы у тебя взяли лошадей, то ты бы не смог догнать нас пешком!
— Ты думаешь? Вы знаете, что эти четыре лошади принадлежат франкам, которые прибыли на пароходе. Как могли вы подумать, что франков можно безнаказанно обкрадывать и что они не умнее вас! Я знал, что вы сделаете крюк по реке, приплыл сюда и оказался здесь быстрее вас. Но вы ошиблись. Я не хочу проливать кровь, поэтому прошу вас отдать мне лошадей подобру-поздорову. Тогда вы сможете ехать, куда хотите.
Он засмеялся:
— Вас двое, а нас шестеро.
— Хорошо! Пусть каждый делает то, что ему нравится.
— Освободи дорогу!
Он выставил украшенное страусиными перьями копье и направил свою лошадь прямо на меня. Я вскинул штуцер: раздался выстрел, конь и всадник упали. Мне и минуты не потребовалось, чтобы еще пять раз прицелиться и пять раз нажать на спусковой крючок. Все лошади рухнули на землю, и только наши, связанные вместе, остались невредимыми. Тот, кто держал их вначале на привязи, отпустил. Мы воспользовались минутным замешательством, вскочили на лошадей и помчались прочь.
В спину нам слышался яростный крик арабов. Мы не обратили на него внимания, привели в порядок сбрую и, смеясь, помчались в направлении нашего лагеря.
— Magnificent… Великолепно… прекрасное приключение… Стоит ста фунтов! Нас двое, а их шестеро… они у нас взяли четырех лошадей, мы у них отобрали шесть… Отлично… великолепно! — сказал Линдсей и засмеялся.
— Счастье, что это так отлично, так великолепно прошло, сэр. Будь наши животные боязливыми, мы бы не уехали так быстро и могли очень легко получить несколько пуль.
— Мы тоже сделаем крюк или поедем прямо?
— Прямо. Мы знаем наших лошадей — они преодолеют переправу.
Скоро мы вернулись к своим палаткам. Почти сразу после нашего прибытия пароход отчалил, и мы остались одни в пустыне.
— Теперь — только на Тигре, — сказал он. — Теперь отправимся на поиски Fowling bulls и других древностей!
Бравый англичанин, конечно, очень много читал и слышал о раскопках в Хорсабаде, Куфьюнджике, Хаммум-али, Нимруде, Кешафе и Эль-Хатаре; при чтении ему пришла в голову мысль: опираясь только на свои силы, обогатить собрание Британского музея и благодаря этому стать знаменитым.
— Сейчас же? — спросил я его. — Не выйдет!
— Почему? Я прихватил с собой кирку.
— О, этим вы много не сделаете. Кто хочет здесь копать, должен сначала договориться с правительством…
— Правительством? Каким?
— Турецким.
— Ба! Разве Ниневия принадлежала туркам?
— Разумеется, нет, потому что тогда турок и в помине не было. Но теперь развалины находятся на турецкой земле, хотя здесь рука султана не столь могуча. Настоящие хозяева здесь — арабские кочевники, и тот, кто хочет вести раскопки, прежде всего должен установить дружеские отношения с ними, потому что иначе он не будет уверен в сохранности ни своего имущества, ни собственной жизни. Поэтому я вам и советовал взять подарки для местных властей.
— Шелковые одежды?
— Да, их здесь больше всего спрашивают, да и по месту они удобны.
— Well… Так вы хотите установить дружественные связи… но сейчас же, немедленно… нет?
Я знал, что он не отступится от своих планов, и не намеревался, конечно, теперь в них