козьих шкур, скрепленных деревянными перекладинами, на которые положены либо бревна, либо доски, а на них уже кладут груз. Все это перевязывается ивовыми прутьями. Правят таким паромом, или плотом, при помощи двух весел, изготовленных из расщепленных кусков бамбука. Именно такая конструкция и отделилась от острова. Паром был настолько велик, что мог бы выдержать и побольше, чем шестеро всадников. Он доставил нас невредимыми на ту сторону.
Нас приветствовали несколько собак, толпа детей и старый, достойного вида араб, отец одного из моих спутников.
— Позволь мне отвести тебя к шейху, — сказал мой прежний собеседник.
В дороге к нам присоединились еще мужчины, скромно державшиеся позади и не пристававшие ко мне с расспросами. Они не сводили восхищенных глаз с моего коня. Путь был недолгим. Вскоре мы оказались перед вместительной хижиной, построенной из ивовых стволов, крытой бамбуком и обитой снаружи матами. Когда мы вошли, с циновки поднялся крепко сбитый человек. Перед нашим приходом он был занят точкой своего ножа.
— Селям алейкум! — приветствовал я его.
— Алейк! — ответил он, буравя меня взглядом.
— Позволь мне, о шейх, привести этого человека к тебе, — попросил мой спутник. — Он — благородный воин, и я не осмеливаюсь предложить ему свою палатку.
— Кого привел ты, тот и для меня желанен, — таков был ответ.
Мой спутник удалился, и шейх протянул мне руку.
— Садись, о чужестранец. Ты устал и голоден. Ты должен отдохнуть и поесть, однако прежде разреши мне посмотреть на твоего коня!
Чисто арабский подход: сначала позаботься о лошади, а потом уже о человеке. Когда шейх вернулся, я сразу же заметил, что осмотр вороного добавил уважения к хозяину.
— У тебя благородное животное, машалла! Я могу позволить тебе остаться! Я знаю этого коня.
— Откуда же ты его знаешь?
— Это же лучший конь хаддединов.
— Ты знаешь шейха хаддединов?
— Мохаммеда Эмина?
— Да. Я пришел от него.
— Он послал тебя ко мне?
— Не совсем, но и к тебе тоже. Я пришел к тебе как его посланец.
— Сначала отдохни, потом все расскажешь.
— Я не устал, а то, что мне надо сказать тебе, столь важно, что я мог бы сказать это немедленно.
— Так говори!
— Я слышал, что джовари — твои враги.
— Да, это так, — ответил он, сохраняя мрачное выражение лица.
— Они и мои враги, а также враги хаддединов.
— Я это знаю.
— А знаешь ли ты, что они заключили союз с абу-хаммед и обеидами для нападения на хаддединские пастбища?
— Я это знаю.
— Я слышал, что ты объединился с алабеидами, чтобы проучить грабителей?
— Да.
— И вот я приехал к тебе, чтобы обсудить детали.
— В таком случае я еще раз скажу тебе «добро пожаловать»! Ты подкрепишься и не покинешь нас, пока я не созову старейшин.
Не прошло и часа, как вокруг меня и шейха сидели восемь человек, отрывая большие куски мяса от поданного нам барана. Эти восемь и были старейшинами племени абу-мохаммед. Я чистосердечно рассказал им, как советовался с хаддединами и стал посланцем их шейха.
— Что ты хочешь предложить нам? — напрямую спросил шейх.
— Ничего. Над вашими головами прошло больше лет, чем над моей. Младшему не пристало определять дорогу старшим.
— Ты говоришь, как старик. Твоя голова еще молода, но ум твой стар, иначе Мохаммед Эмин не сделал бы тебя своим посланцем. Говори! Мы послушаем, а потом решим.
— Сколько воинов насчитывает твое племя?
— Девятьсот.
— А племя алабеидов?
— Восемьсот.
— Итого тысяча семьсот. Ровно половина того, чем располагают соединенные враги.
— Сколько воинов у хаддединов?
— Тысяча сто. Однако часто не все зависит от численности. Вы знаете, когда джовари соединятся с абу-хаммед?
— На следующий день после Яум-эль-джума, дня собраний, пятницы.
— Ты это точно знаешь?
— У нас есть надежные союзники среди джовари.
— И где они должны соединиться?
— У развалин Хан-Кернина.
— А что будет потом?
— Потом оба племени пойдут на соединение с обеидами.
— Где назначена встреча?
— Между порогами Эль-Келаб и горами Кануза.
— Когда?
— На третий день после дня собраний.
— Ты исключительно хорошо информирован. Куда они повернут потом?
— К пастбищам хаддединов.
— Что вы намерены предпринять?
— Мы нападем на палатки, в которых враги оставят своих женщин и детей, а потом уведем их стада.
— Разумно ли это будет?
— Мы вернем украденное у нас.
— Верно. Но у хаддединов одиннадцать сотен воинов, в то время как у врагов — три тысячи человек. Они победят, вернутся и начнут преследовать вас, чтобы отобрать у вас не только награбленное, но и теперешнее имущество. Если я не прав, скажи это.
— Ты прав. Мы надеялись, что хаддединов усилят другие племена шаммаров.
— Но эти племена атакованы войсками мосульского губернатора.
— Что же ты нам посоветуешь? Самым лучшим было бы уничтожение врагов поодиночке. Разве не так?
— Вы победили бы одно племя, а два других насторожились бы. На них надо напасть сразу же после соединения, а значит — у порогов Эль-Келаб. Если вы на это согласны, Мохаммед Эмин спустится со своими воинами с гор Кануза на третий день после Яум-эль-джума и обрушится на врагов, тогда как вы двинетесь с юга и тем самым загоните их в пучину Эль-Келаб.
Этот план после длительного обсуждения был принят и разработан во всех деталях. За разговорами прошла большая часть послеполуденного времени, и, поскольку наступил вечер, мне пришлось остаться на ночлег. На следующее утро я заблаговременно поднялся и вскоре поскакал назад тем же путем, каким приехал сюда.
Задача, казавшаяся такой трудной, была решена настолько легко и просто, что я постыдился бы даже рассказывать об этом. Нет, вороного нельзя заслужить так дешево. Но что же еще я мог сделать? Может быть, мне стоит изучить заранее поле сражения? Игнорировать эту мысль я не смог. И вот я не стал переправляться через Тартар, а поскакал по его левому берегу на север, намереваясь достичь гор Кануза.
