Вино, шипя, ринулось из бутылки. Я попытался быстро подставить свой бокал.
— Машалла! Оно и в самом деле пенится!
Паша раскрыл рот и просунул в него горлышко бутылки. Когда он отнял бутылку ото рта, заткнув отверстие пальцем, она была почти пуста.
— Великолепно! Слушай, мой друг, я люблю тебя! Это вино даже лучше воды из источника Земзем!
— Ты так находишь?
— Да. Оно даже лучше воды из havus kevser [134], которую пьют в раю. Я дам тебе не двоих, а четверых хавасов.
— Благодарю тебя! Ты хорошо запомнил, как готовить это вино?
— Очень хорошо. Я никогда не забуду этот рецепт!
Не думая ни обо мне, ни о том, что у нас было два бокала, он снова поднес бутылку ко рту и оторвался от нее, только когда бутылка опустела.
— Она иссякла. Почему она такая маленькая?
— Теперь ты понял, сколь ценной была моя тайна?
— Клянусь Пророком, я отметил это! О, ты очень умный человек! Но позволь мне тебя покинуть!
Паша поднялся и вышел. Когда он через недолгое время вернулся, я заметил: под его халатом что-то спрятано. Паша сел и вытащил из-под полы… две бутылки. Я рассмеялся.
— Ты сам их вынес? — спросил я.
— Сам! Это вино, которое вовсе и не вино, никто не смеет трогать бутылки, кроме меня. Я распорядился об этом внизу, и теперь того, кто только лишь прикоснется к бутылке, я прикажу засечь до смерти!
— Ты еще хочешь выпить?
— А разве нельзя? Ведь этот напиток так восхитителен!
— Я сказал тебе, что это вино только тогда приобретает настоящий вкус, когда достаточно охладится.
— Какой же у него вкус будет тогда, если уже сейчас вино превосходно! Слава Аллаху, вырастившему изюм, сахар, воду и лекарства, чтобы услаждать сердца верующих в него!
И он снова пил, не думая обо мне. Его лицо выражало высшее блаженство, а когда опустела вторая бутылка, паша сказал:
— Друг, с тобой не сравнится никто, ни верный, ни неверный. Четырех хавасов для тебя слишком мало, тебе нужно шесть!
— Твоя доброта велика, о паша, — я прославлю ее!
— Ты расскажешь о том, что я сейчас напился?
— Нет, об этом я умолчу. Я ведь ничего не скажу и о том, что сам напился.
— Машалла, ты прав! Я пью, не подумав о тебе. Протяни мне свой бокал, я откупорю еще одну бутылку.
Теперь и я смог отведать собственное изделие. Вкус у него был в точности такой, какой должен быть у смеси неохлажденной содовой воды с отваром изюма и сахара. Но непритязательный вкус паши был вполне удовлетворен.
— Знаешь ли, — сказал он и снова сделал продолжительный глоток, — что шестерых хавасов для тебя все еще мало? Ты получишь десять!
— Благодарю тебя, о паша!
Если бы выпивка так шла и дальше, я продолжил бы свое путешествие с целой армией хавасов, а это при известных обстоятельствах могло бы очень стеснить меня.
— Итак, ты едешь через страну поклонников дьявола, — затронул он другую тему, — Знаешь ли ты их язык?
— Они говорят по-курдски?
— На диалекте курдского. Только немногие из них знают арабский.
— Курдского языка я не знаю.
— Тогда я тебе дам толмача.
— Видимо, это не нужно. Курдский родствен персидскому, а я хорошо понимаю по-персидски.
— Я не понимаю оба этих языка, а тебе самому лучше знать, нужен ли тебе драгоман… Но долго в той стране не задерживайся, не останавливайся на отдых. Быстро проскочи по их области.
— Почему?
— Иначе с тобой может произойти что-нибудь плохое.
— Что же?
— Это моя тайна. Скажу только, что для тебя может стать опасной именно та охрана, которую я даю. Пей!
Это была уже вторая тайна, на которую намекнул паша.
— Эти люди будут сопровождать меня только до Амадии? — спросил я.
— Да, так как дальше моя власть не распространяется.
— А дальше что за земли?
— Область курдов-бервари.
— Как называется ее столица?
— Резиденцией служит укрепленный замок Гумри, в котором живет их бей. Я передам с тобой письмо к нему, но окажет ли это письмо благоприятное воздействие, не могу тебе обещать. Сколько с тобой людей?
— Один слуга.
— Только один?.. У тебя хорошая лошадь?
— Да.
— Это хорошо, потому что очень часто от лошади зависит сама жизнь всадника. И было бы очень жалко, если бы с тобой случилось несчастье: ты ведь обладал одной очень хорошей тайной и открыл ее мне. За это я хочу отблагодарить тебя. Знаешь, что я для тебя сделаю?
— Что?
Он опять отпил из бутылки и доброжелательно ответил:
— Ты знаешь, что такое диш-парасси?
— Знаю. Это налог, который можешь собирать только ты сам. Я выразился очень мягко, потому что диш-парасси, «зубное вознаграждение», представляет собой денежный побор, который взимается всюду, где паша останавливается при своих поездках по стране, причем взимается за то, что он стачивает свои зубы, пережевывая пищу, которую ему должно бесплатно подносить местное население.
— Ты догадался, — сказал он. — Я дам тебе бумагу, где напишу, чтобы повсюду, куда ты приедешь, тебе выплачивали диш-парасси, и в таком размере, как будто бы это платили мне самому. Когда ты хочешь ехать?
— Завтра утром.
— Подожди, я принесу печать, чтобы сейчас же подготовить письмо!
Он встал и вышел из комнаты, слуге-африканцу пришлось нести за ним трубку, и я таким образом опять остался один. Возле места, где сидел паша, лежало несколько бумаг, которыми он, возможно, занимался до моего появления. Я быстро схватил и развернул одну из них. Это был топографический план долины Шейх- Ади. Ого! Не связан ли этот план с тайнами паши? Я не мог заняться подробнее проверкой своей догадки, потому что вернулся губернатор. Он вызвал своего тайного писца, которому продиктовал три письма: одно курдскому бею, одно коменданту крепости Амадия, а третье всем местным начальникам и прочим властям. В этих письмах говорилось, что я имею право взимать диш-парасси и жители должны выполнять мои требования, как если бы их выставляли от имени самого паши.
Мог ли я желать большего? Сверх всяких ожиданий цель моего пребывания в Мосуле была достигнута, и это чудо свершилось, если не считать моего бесстрашного поведения, одним только углекислым натрием.
— Доволен ли ты мною? — спросил паша.
— Бесконечно, о паша. Твоя доброта поразила меня в самое сердце.
— Возблагодаришь меня не теперь — позже.
— Очень хотел бы, чтобы когда-нибудь мне это удалось.
