— И Виннету, вождь апачей! Откуда они тут взялись?
На это Олд Шеттерхенд ответил с вежливым выражением лица:
— Ты безмерно обрадуешься, когда узнаешь, что мы прибыли как раз оттуда, откуда и сам ты прибыл, а именно из Ольдер-Спринга!
— Я не был в Ольдер-Спринге!
— Ты был неподалёку, возле бурелома в Корнер-Топ, собираясь сегодня вечером захватить нас в Ольдер-Спринге.
Команч стал понимать, что его положение гораздо хуже, чем он об этом думал. Он был связан, был бессилен что-либо сделать, видел он и пылающий огонь, преграждающий его людям выход из мышеловки, но не знал ещё того, что всё ущелье окружено, поэтому не терял надежды, и, злобно скрежеща зубами бросил:
— Если бы я не был связан, то одним ударом превратил бы тебя в лепёшку, как медведь гризли одним ударом расплющивает лапы койоту, осмелившемуся напасть на него! Я требую немедленно освободить меня!
— С этим придётся немного повременить. Ты называешь себя Великим Вождём команчей-наини, поэтому я полагаю, что ты слишком горд, чтобы лгать. Ответь: вы прибыли сюда, чтобы напасть на Фирвуд-Кемп?
— Нет!
— Разве ты не присылал сюда своего внука Ик Сенанду, чтобы он подготовил нападение?
— Нет!
— Ты был вчера здесь и разговаривал с ним?
— Нет!
Это троекратное «нет» прозвучало так категорично, непреклонно и гордо, что инженер, разозлившись, воскликнул:
— Что за наглость! У меня есть большое желание приказать, чтобы с этого нахала сняли его старую блузу, и пускай его красная шкура узнает, что такое хорошие розги!
А Олд Шеттерхенд, по-прежнему обращаясь к Чёрному Мустангу, продолжал:
— Это невиданная трусость — лгать так намеренно в твоём положении. Ты отрицаешь также и то, что сегодня перед полуднем оставил своего внука возле Корнер-Топ?
Вождь в изумлении на мгновение прикрыл глаза, но потом насмешливо ответил:
— Мне кажется, что Олд Шеттерхенд бредит наяву.
— Фи! Ты оставил его там, чтобы охранять украденное у нас оружие.
— Уф, уф! — команч, несмотря на то, что был связан, даже несколько приподнялся.
— Ты признаёшь это?
— Нет!
— Токви Кава, ты трус, я презираю тебя! Я хочу тебе кое-что показать, чтобы ты убедился во всей бессмысленности своей лжи. Посмотри! Этого наверняка ты не ожидал!
Олд Шеттерхенд, прежде чем предстать перед Черным Мустангом, положил позади пленника свои ружья. Теперь он поднял их и показал вождю. Тот, позабыв о том, что связан, от неожиданности взвыл и хотел отскочить в сторону.
— За… за… заколдованный винчестер, Гроза Медведей и Серебряное Ружьё! — простонал Токви Кава. — Где… где… где Ик Сенанда, сын моей дочери?
— Он наш пленник. Мы поймали его возле Корнер-Топ, мы были там ещё до того, как он туда прибыл.
— Это не… невозможно!
— Ты в этом убедишься Мы доехали на Огненном Скакуне до Рокки-Граунд, а оттуда поехали верхом в направлении Ольдер-Спринга и оказались там раньше тебя. Мы видели всё, что вы делали, и слышали всё, о чём вы говорили, поскольку я и Виннету лежали в непролазной чащобе всего лишь в четырёх шагах от того поваленного дерева, возле которого ты расположился на отдых.
— Уф, уф, уф!..
— Да уж: уф, уф, уф! Ты по-прежнему собираешься придерживаться своего бессмысленного вранья?
Команч мрачно смотрел вниз, но внезапно в голову ему пришла спасительная мысль: у него есть ведь ещё и другие воины, они придут к нему на помощь. И тогда он сказал:
— Токви Кава не знает, что такое страх, от страха он не лжёт.
— Значит, ты признаёшь то, что обокрал нас?
— Да.
— И ты признаёшь также то, что собирался напасть на Фирвуд-Кемп?
— Да.
— А что бы ты сделал с жителями этого поселения?
— Мы бы убили их и сняли с них скальпы.
— Убили бы всех?
— Всех.
— Боже мой! — воскликнул инженер. — И меня тоже?
Чёрному Мустангу теперь было абсолютно безразлично, собирался ли он убить одним человеком больше или меньше, и он равнодушно ответил:
— Я не знаю, кто ты такой, но если бы ты попал к нам в руки, то мы бы сняли скальп и с тебя.
— Спасибо, от всего сердца спасибо вам, мой дорогой краснокожий сэр! За это милое признание я отблагодарю вас особым образом. Мистер Шеттерхенд, скажите, что нам следует теперь делать с этим уважаемым джентльменом и его людьми?
— Поначалу мы предоставим ему возможность оценить своё положение и положение его людей, — ответил охотник. — Мы подведём его на край ущелья, откуда он сможет всё увидеть.
— А потом?
— Потом он наверняка будет вынужден отдать своим людям приказ, чтобы те сдались.
Сказав это, Олд Шеттерхенд повернулся к двоим связанным индейцам и спросил:
— Вы знаете язык бледнолицых?
Один из них ответил:
— Мы поняли, о чём идёт речь.
— Хорошо! Тогда вы пойдёте в ущелье и расскажете воинам, что их вождь схвачен и что мы перестреляем всех, кто будет сопротивляться. Сейчас я отведу вождя наверх, чтобы он смог убедиться, что всякое сопротивление приведёт лишь к вашей гибели. Пусть он решит, что будет наилучшим для него и для вас.
— От кого мы узнаем о его решении? Если нам скажет об этом какой-нибудь бледнолицый, то мы не поверим.
— Я позволю ему самому сделать это. Он сможет говорит с вершины горы, так что все воины его услышат. Вы согласны?
— Да.
— Сейчас я велю развязать вас. Пламя с этой стороны входа в ущелье поднимается не слишком высоко, чтобы могло повредить вам, вы легко перепрыгнете через него.
— Мы должны будем вернуться и снова дать себя связать?
— Нет. Вы можете остаться в ущелье. Передайте своим воинам всё, что вы видели и слышали. Когда вы это сделаете, они поймут, что им нужно дождаться только решения вождя.
Пока команчей освобождали от ремней, которыми они были связаны, Виннету с ружьём в руках, готовым к стрельбе, стоял рядом, так что никакой побег не представлялся возможным. Первый из команчей разбежался и удачно перескочил через пылающий огонь в том месте, где он был не так силён. Второй индеец последовал за ним.
После этого Олд Шеттерхенд подозвал ещё несколько железнодорожных рабочих, чтобы за время его отсутствия выход из ущелья был под надёжной охраной, а сам развязал ноги вождю команчей, чтобы тот смог подняться вместе с ним на вершину горы. Руки же у него, естественно, по-прежнему оставались
