Семен Майданный
Смотрящий: Блатной романс
Генеральный консультант сериала – Таймырская
организованная преступная группировка.
Все запутки и действующие фраера, пацаны и отцы в этой телеге
придуманы от фонаря. Всякое совпадалово – конкретная лажа.
Глава 1
На веслах распоряжался Сидор. Он греб с упорством, достойным затюканного начальством вырвавшегося в отпуск инженера. На голове Сидора плющилась глупая панама. На носу Сидора прели старомодные очки. На плечах Сидора пропитывалась потом выцветшая штормовка. И даже золотая фикса в щедро улыбающейся пасти Сидора сверкала не тревожно, а как лампочка за стеклом родного окна.
Карпович развалился на носу лодки, вальяжно жмурясь, будто барин, и отмахивался от льнущего гнуса подвявшей ивовой веткой. На дородном рыхлом подбородке Аристарха Карповича колосилась и играла на солнце радугой рыжая щетина. И казалось, что Аристарха Карповича абсолютно не колышет, успеют ли путешественники дотемна добраться до обещанного ним «пологого бережка с хибаркой».
Солнце болталось низко над лесом за спиной стерегущего руль Сергея. Руки и ноги Сереги сладко гудели, он только минуту назад уступил весла Сидору. А еще минет пятнадцать минут, и солнце булькнет, если не промажет, в реку. Или зароется в лесную чащу.
– Господи, как жрать-то хочется! – сплюнул перемешанную с потом слюну за борт Сидор.
– Вот ведь как, Сидор, я тебе про благородное искусство толкую, а ты меня перебиваешь гнусным требованием «жрать!», – докучливо поморщился Аристарх Карпович. – Впрочем, я не обидчив и посему продолжу. Итак, Андрон Петрович Горбунков, тот, который закадычный приятель Василия Парамоновича и шурин Эдуарда Ивановича, оказался самым печальным образом причастен к великой государственной тайне. А всему виной щепетильность старого дурака. А самое грустное то, что все записи Андрона Петровича попали в руки нечистоплотных господ. И господа эти доныне лихо шантажируют некогда бывших и по сей день оставшихся ответственными товарищей.
– А пожрать все-таки не помешает, – как заведенный продолжал месить веслами зеленую воду Сидор.
Хотя он сидел лицом к Сергею, глазами с Серегой не пересекался. То насторожено шерстил вниманием темнеющий по обоим берегам косматый лес, ожидая, когда ж наконец покажется заветный приют. То щурился на солнце, дескать, долго ли еще этот бублик будет действовать на нервы?
– И тут должны появиться мы. Так сказать, археологи от имени справедливости, – как бы не замечая зудения Сидора, продолжал млеть в последних лучах солнышка Аристарх Карпович. – И объявить нечистоплотным господам, отдайте, дескать, нам по-хорошему все бумаги: кто, когда, по чьей команде наших Врубелей с ихними Рубенсами за границу переправлял? Потому как указывать ответственным товарищам пришло наше время.
А деревья по берегам бодались ветками и кронами. А вода мурлыкала, целуя весла. И такая вокруг, несмотря на сосущий желудок голод и осаждающий кожу гнус, струилась, курилась и марилась лепота, что хоть песни сочиняй. Да нельзя было расслабляться. Сергей сразу смекнул, с какого это лешего Аристарх Батькович разоткровенничался. Типа, приглашает Серегу под крылышко, торжественно вручает мешок сахара и зовет в светлое будущее. Ой, не верил Аристарху Батьковичу рулевой Серега и имел на то веские основания.
Меж тем солнце накололось на верхушки деревьев. По правому борту подплыли, как обещал Аристарх Карпович, и «пологий бережок», и «хибарка одного доброго мужика». Угрюмый, крытый ржавой корой сруб без окон.
Лодка повернула носом на девяносто градусов. Вода вокруг весел запуржилась придонным илом и водорослями. И здесь Сергей дал маху. Больше беспокоясь о том, чтобы не замочить нехитрый скарб, перестал пасти спутников. А ведь ни в коем разе нельзя было верить Аристарху Батьковичу. Ведь чересчур настырно кликали Серегу с собой в рывок, Аристарх по прозвищу Каленый и Сидор, прозванный Лаем, хотя тот корчат из себя последнего лоха.
А на фига с собой брать в бега лоха? А?! Вот то-то и оно.
Имел ли Серега шансы? Если бы Лай был терпеливее, слушался Каленого, то хрен с укропом. Они спокойно могли придушить Серегу сонного глухой ночью. Так нет же. Не башкой соображал Лай-Сидор, а кишками.
Сергей отыграл ситуацию, когда скалящийся и захлебывающийся жадной слюной Сидор уже занес над головой рулевого весло, а Каленый – если уж Лая не затормозить – пере-вольтовал из дырявого кармана бушлата в рукав заточенную алюминиевую ложку.
Дело было вечером, делать было больше нечего, и Сергей плюхнулся, не концентрируясь, не жалея шкуры и ребер, всем весом на левый борт, аж доски жалобно скрипнули. Лодка заходила ходуном, как батут. Голодный Лай, рано решивший, что он банкует, взмыл в небо, последний раз хищно сверкнул фиксой и, сделав в воздухе ногами ножницы, спиной вздыбил воду. Ложка, которую хитро, из рукава, метнул Каленый, звонко цикнула об уключину и пустила круги за кормой. И пошла на дно серебристой рыбкой.
Серега и Каленый остались один на один. В глазах колотый лед. Во ртах привкус крови из закушенных губ. Сергей не знал, что сделает в следующий миг: бросится рвать ногтями врагу яремную вену или выковыривать глаза? Он полностью доверял вылупившейся внутри его дикой твари. Дальше – ее работа, ее черед зарабатывать на билет в Питер.
И тут будто вечерний ветер запутался в полоскающихся у бережка зарослях камыша. Стебли захрустели, раздвигаемые околышами фуражек. А над рекой раздалось громко и беспрекословно:
– Всем оставаться на своих местах! Руки за голову! Сопротивление бессмысленно! – загавкал мегафон из кустов, боясь, что беглые зеки порвут друг дружку. Это менты сглупили. Но все равно – мать ети!
Каленый стал по-водолазному, спиной вперед, клониться за борт. И тогда прыснули ментовские
