– Библию сюда и свободен, фраер! – затарахтел белобрысый. – Перебьем же друг друга, братва!
От надрывных криков на шкафах в грязных горшках трепыхались засохшие цветочки.
– Папку! И вали!
– Волыны на пол! Лежать!
– Тарзан, ты же знаешь меня, я ж не уйду!
– Ты в курсах, на кого прешь?! Вензель, слыхал про такого?!
– В морге видал я твоего Вензеля!
Как пулемет «люгер», над головами трещал-постреливал неисправный стартер лампы дневного света.
– Ты че, сявка, совсем опух, на батьку Вензеля пасть разевать?
– Ты сейчас не о Вензеле вспоминай, а о грехах несмытых.
На столе, из ящиков которого выуживал сморкательную бумагу Тарзан, вдруг затренькал телефон. Удержать пальцы, чтоб не дернулись транжирить свинцовые телеграммы, стоило больших усилий.
– Так и будем дышать друг дружке в стволы, пока не запотеют?
Дзинь-дзинь-дзинь!.. – дразнился телефонный аппарат.
– Блин-компот, ответьте кто-нибудь, чтоб перезвонили. Зуб даю, стрелять не буду!
Дзинь-дзинь-дзинь!.. – куражился телефонный аппарат.
– Если прикидывать реально, есть у нас шансы разойтись, как в море атомоходы?
– Не знаю, как вам, а нам за пшик башни конкретно поотрывают.
Дверь скрипит, хлопает. За шкафами дробь каблучков:
– Девочки! – аукнул неведомо кого задорный женский голос. – Вы здесь?
– Пошла вон, коза! – в одну глотку рявкнули четыре бойца.
Подействовало. Захлопнулась дверь, и даже заглох телефон.
– Эй, пацаны, сдувайтесь быстрее. Баба кипеж поканала поднимать!
– Ты, бабник, первый и сдувайся.
– Апчхи!!!
– А если мы на счет «раз-два-три» вежливо и дружно все прячем стволы…
– И че, монетку бросать?
И тут из крайнего шкафа сначала поползли, а потом и посыпались наскоряк кое-как запиханные туда гроссбухи. Тарзан хотел взвизгнуть, что это не считается, когда первый том зычно грохнется об пол. Понял, что не успеет, и шмальнул.
Бах! Бах! Бабах! Столб пыли размазали пороховыми газами. Кажись, одна из Тарзановых пуль засандалила Куркуля.
И тишина. Тарзан стоял, трое лежали. Двое молча, Куркуль захлебывался стонами. А Тарзану хоть бы хны, хотя он в ширину тянет на три мишени. И ведь к чертям собачьим испарилась аллергия. Блекнущий на глазах Куркуль выдавил слова прощальные:
– Матери не говори… – И расслабился навеки.
Тарзан сделал деревянный шаг вперед. Выпустил под ноги ненужную волыну. Опомнился, поднял и спрятал. Не глядя, нащупал в выдвинутом ящике следующий лист. Смял. Поджег зажигалкой «Зиппо» и кинул за шкафы. Следующий – смял, поджег, кинул. Следующий… стало приванивать паленым – типа, занялось.
Тарзан, почему-то боясь потревожить трупаки, на цирлах переступил через раскинутые руки-ноги. Подшкандыбал к загашенному братку и выцарапал книгу, всего-то и делов, что посередке заложенную разовым пропуском на С. В. Шрамова. Из музейных закромов Тарзан уходил под зудящую в висках, вроде угодившей в паутину мухи, песню: «Выстрел грянет, ворон кружит. Твой дружок в бурьяне неживой лежит…»
Глава десятая
ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ШЕСТЕРКА
Развякался пейджер. Волосатая ласта перевесилась за границу койки, застучала по полу и уцепила ножку стула. Тот с шарканьем подъехал к кровати и кувырнулся, разбросав женско-мужские шмотки на полквартиры.
– Куда ты, пусик? Я не хочу так! – захныкала партнерша из вороха закрученных в штопор простыней.
Пальцы с наколотыми на пальцах буквами «В», «А», «С» и «Я» перещупали комья тряпок, надыбали коробочку и потянули ее наверх.
– Ну, что ты там делаешь?!
– Ща.
Умные электронные точечки сложились на экране в телегу: «Сделай паузу. Виола».