чтобы приступить к предпоследнему этапу своего путешествия.
Четыре с половиной недели она провела в седле, из них последние две ей пришлось передвигаться, устроившись между горбами упрямого верблюда, хотя прошло не так много времени с тех пор, как она поклялась себе, что никогда вновь не сядет на это животное. Четыре с половиной недели мытарств и лишений! Она почти не меняла одежду и постоянно находилась в обществе мужчин, которые бросали на нее не только любезные взгляды. На ее счастье с начала восстания гереро почти все караваны сопровождались солдатами защитных подразделений, так что ей вряд ли могли грозить насильственные действия со стороны ее попутчиков.
Во время спуска с гор верблюды удивительно хорошо удерживали равновесие, несмотря на осыпь и коварные трещины в скалах. Сендрин по-прежнему недолюбливала этих животных, но за прошедшие дни привыкла ездить на них верхом. Нижняя часть ее туловища совсем онемела от длительных переездов. Боли в спине, беспощадно мучившие ее в начале путешествия, вот уже неделю как исчезли. Постепенно она перестала воспринимать все — боль, жажду, шепот мужчин за своей спиной, даже раскаленное солнце, из- за которого в течение первых двух недель у нее практически полностью облезла кожа на открытых участках тела.
В ней развился глубокий цинизм по отношению к себе и ко всему, что ее окружало. Она пришла к убеждению, что все мучения, уготованные ей в этой стране, можно было вынести только подобным образом. Безразличие и твердость, абсолютно чуждые Сендрин ранее, теперь были присущи всем ее поступкам. Даже ежемесячные кровотечения, возможно подчиняясь ее воле, практически отсутствовали, не создавая ей дополнительных неудобств.
Распевай песни, и каждый будет думать, что ты рождена для путешествий, — злорадствовал ее внутренний голос, — ведь все так чудесно!
Но, конечно, чудес не случалось. И дело было не только в трудностях прошедших недель. Гораздо больше хлопот доставляли ей сны, и еще больше, чем сны, призывы женщины о помощи. В том, что ее звали на помощь, она больше не сомневалась. Женщина — кто бы она ни была,
Она перестала задавать себе вопросы. Вопросы ставили ее в тупик. Ей было ясно, что она должна была делать, — она повторяла себе это снова и снова. Самокопание при таких обстоятельствах было, пожалуй, вполне естественным, но она знала, куда должна была идти.
Первую ночь на песке Омахеке она провела под защитой крохотной палатки, завернувшись в дурно пахнущие шерстяные одеяла. Палатку в течение прошедших недель неоднократно посещали скорпионы. Сендрин, наверное в сотый раз развернула карту, которую ей дал профессор Пинтер. Ее края были истрепаны и надорваны, но то, что ей было нужно — центральная часть карты, — все еще оставалось целым. Профессор указывал на северную часть Калахари, на востоке углубляющуюся в территорию Бечауналенда. Небольшой кружок обозначал место, где Селкирк наткнулся на руины Еноха, но Сендрин отыскала еще один крохотный кружок под названием Озире — наверное, это была всего лишь отдаленная торговая точка. Енох располагался примерно в трехстах километрах восточнее — там уже простиралось абсолютное ничто. Кто бы ни нарисовал эту карту и ни раскрасил ее акварельными красками, это место он упустил из виду. Очевидно, ему представлялось совершенно абсурдным, что кто-то мог заинтересоваться этим регионом. Кружок, который изобразил Селкирк посреди совершенно пустого куска пергамента, выглядел случайным пятном, он был похож на остатки высохшей капли кофе, попавшей на карту бог знает сколько лет тому назад.
Триста километров зоны смерти Омахеке. Одно только упоминание об этом пространстве еще несколько недель назад показалось бы Сендрин не более чем горячечным бредом, одним из кошмарных видений, уже давно возникающих вне зависимости от того, бушевал ли на горизонте вихрь или нет. Триста километров — пылающая жара днем и леденящий холод ночью, никакой другой пищи, кроме той, которую они взяли с собой, и, с большой долей вероятности, никакой воды. Триста километров на лошади или на верблюде — это означало пять-шесть дней пути, если обойдется без природных катаклизмов. Почти целая неделя пути в никуда. Даже после утомительной поездки, совершенной ею к Берегу Скелетов, у Сендрин не хватило бы воображения представить себе такое рискованное предприятие.
Однако в ее снах снова раздавались призывы женщины, и мысль возложить на себя это последнее испытание через некоторое время представилась ей рациональной и необходимой.
К вечеру второго дня, после изматывающего спуска по песку и сухой траве Омахеке, караван наконец достиг Озире. Сендрин была права: поселение состояло из торговой точки, похожей на магазин Элиаса и Нанны, и трех домов. На веранде в кресле-качалке сидел, раскачиваясь, старик и смотрел на приближающийся караван. Больше никого не было видно. Перед верблюдом Сендрин по песку скользнула змея длиной в полметра, она очень быстро исчезла, словно просто хотела узнать, что же здесь происходит.
Караван перевозил товары шести торговцев, их сопровождали восемь солдат. Спустя несколько минут после того, как владелец магазина вышел наружу, уже шла оживленная торговля. Солдаты весело наблюдали за поведением охраняемых ими торговцев. Они поили своих лошадей из жестяного корыта и вытирали перчатками пот со лба.
Сендрин оставалась в седле и напряженно всматривалась в мерцающий горизонт. Самое позднее через час наступят сумерки.
— Как мне добраться до форта? — нетерпеливо спросила она одного из солдат.
Мужчина, вздохнув, посмотрел на нее.
— Вы что, не можете немного подождать?
— Вы меня проводите туда или я должна ехать одна?
Вмешался другой военный.
— Мы поскачем вместе с вами. Но вы тоже должны дать вашему верблюду несколько глотков воды, иначе, фрейлейн, он падет под вами без предупреждения.
Некоторые из солдат усмехнулись, представив себе такую картину, и Сендрин уступила. Она приказала верблюду опуститься на колено и выскользнула из седла. Только теперь, сделав несколько шагов до поилки, она ощутила, насколько затекли все части ее тела.
Через двадцать минут они продолжили путешествие. Трое торговцев остались возле магазина, еще трое отправились верхом с Сендрин и солдатами к форту, где размещалось здешнее подразделение защиты. Путь туда оказался длиннее, чем предполагала Сендрин. Было уже темно, когда они наконец подъехали к крепости.
Это была действительно крепость. Сендрин ожидала увидеть несколько зданий, окруженных частоколом, и одну или две вышки с деревянными навесами. На самом деле из сумерек показалось мощное каменное укрепление с высокими ходами, сделанными с внутренней стороны стены, и смотровыми вышками на каждом из четырех углов. Пятая вышка, более высокая, чем остальные, располагалась в центре форта; на ее башенке развевался на ветру немецкий флаг. Перед воротами было полно солдат, суетящихся между многочисленными упряжками лошадей и верблюдов. Казалось, они готовились к отправлению, и только некоторые из них обратили внимание на караван.
Потрясение Сендрин стало еще большим, когда они, следуя указанию часового, въехали через большие железные ворота внутрь крепости, под прикрытие мощных стен. Площадь двора составляла примерно сто пятьдесят квадратных метров. Большая его часть отводилась под строевой плац. Справа от ворот стояли бараки с просмоленными кровлями, в которых размещались солдаты. Посередине возвышалось трехэтажное каменное здание — комендатура, к ней примыкала центральная вышка. Во дворе находилось минимум двести солдат, некоторые из них стояли в строю, другие были заняты различными делами. Часть из них выносили через ворота груды винтовок и сабель и грузили их на фургоны и тележки.
— Они покидают форт? — обратилась Сендрин к одному из солдат сопровождения.
Он покачал головой.
— Я ничего не знаю об этом. Подождите минуту, — с этими словами он, свесившись из седла, остановил одного из спешащих мимо них солдат.
Секундой позже он уже знал, что произошло. Солдат был воодушевлен полученными известиями.
— Гереро побеждены, — гордость распирала его, когда он обратился к Сендрин. — Произошло
