Генрих Майер
Дочь оружейника
Часть первая
I. Вывеска «Золотого шлема»
Город Амерсфорт, основание которого относится к первой половине десятого столетия, в 1480 году мог сравниться со столицей утрехтского епископства.
Он стоял на холме, в четырех милях от Утрехта, и река Эмс, бывшая прежде рукавом великого Рейна, разделяла его на две части. Благодаря близости этой реки, город Амерсфорт процветал и увеличивался, и в 1480 году состоял из двух отдельных городов: старого и нового.
Новый город походил скорее на деревню, потому что в нем, за исключением некоторых пивоварен, было очень мало домов; зато он был окружен стогами сена, житницами и сараями, в которых помещались стада на ночь, потому что за городом были превосходные поля и на них изредка виднелись лачужки. В эти годы междоусобных войн даже бедные поселяне боялись жить вне городов; там происходили беспрестанные грабежи и вечно бродили вооруженные шайки негодяев.
Зато новый город был отлично укреплен самими жителями. Они окружили его двойными рвами и высокими стенами с грозными башнями. В ворота, рано запираемые и защищаемые бастионами и бойницами, можно было попасть только через подъемный мост, который поднимался из города и держался над рвами на крепких железных цепях.
Старый город был отстроен довольно правильно, и там, недалеко от городских ворот, на большой улице, жил мастер Вальтер, главный оружейник епархии. Он занимал один из лучших домов Амерсфорта. Дом его был выстроен из красного кирпича; по бокам подъезда было два готических окна с тяжелыми дубовыми ставнями, которые могли выдержать даже ночное нападение разбойников. По архитектурному вкусу того времени второй этаж выдавался вперед, третий тоже выдвинулся на улицу и над подъездом красовалась богатая вывеска со словами:
Но так как в то время немногие умели читать, то хозяин дома, для объяснения своей вывески, повесил вместо украшения над одним окном первого этажа гирлянду, сделанную из железных цветов. Это было образцовое произведение его мастерства, и над гирляндой красовался золоченый шлем с забралом и перьями.
На правой стороне дома открытая аллея вела во двор, где находилась мастерская и магазин оружия, тогда как возле подъезда устроена была выставка мелких вещей, как то: шпор, уздечек, ножниц, кинжалов и проч. Крепкая железная решетка охраняла этот товар от любителей, готовых попользоваться чужой собственностью.
Кроме этого наружного магазина, внутри дома был другой, обширный, где собраны были вещи удивительной работы: цепи и стальные перчатки, вороненые клинки, панцири, секиры и другие части вооружения, отлично отделанные и украшенные золотой и серебряной насечкой.
В этот-то богатом магазине, за прилавком, сидела обыкновенно Мария, хорошенькая дочь оружейника. Ее было только шестнадцать лет и она считалась первой красавицей в городе. Хотя черты ее лица не были безукоризненно правильны, но в них было столько прелести, столько невинности и ангельской доброты, что все невольно восхищались ею, не разбирая, в чем именно состоит ее красота.
Каждый день перед окнами оружейного мастера собиралась толпа под предлогом рассматривания вещей, но в действительности все смотрели больше на хорошенькую Марию, чем на шпоры и ножницы. Однако молодая девушка была скромна, робка, и краснела при каждом смелом взгляде. Она пряталась за мать и за старую Маргариту, и если в магазин входил покупатель знатный или военный, и выбирая какое- нибудь оружие, обращался прямо к ней, Мария спешила удалиться, как будто для того, чтобы позвать отца или первого работника, без которых не смела продать вещи.
Однажды утром в магазин вошел человек странной наружности, и так как он будет иметь большое влияние на события нашей истории, мы познакомим с ним ближе читателей.
II. Гостиница «Красного льва»
14 августа 1480 года, накануне праздника св. Девы Марии, как тогда называли день успения Богородицы, в дверь гостиницы «Красного льва» постучал путешественник. На нем было широкое верхнее платье из грубой материи, шляпа надвинута на глаза, нижнее платье и штиблеты из козлиной шерсти доказывали, что это должен быть поселянин из окрестностей, но при внимательном рассмотрении можно было заметить, что приемы его довольно ловки, лицо выразительное, взгляд живой и что он нисколько не похож на неповоротливого и терпеливого голландского поселянина, на которого он походил только одеждой.
Он был утомлен, как будто пришел издалека и, отирая пот с лица, спросил у толстой служанки, отворившей ему дверь, не остановился ли в гостинице иностранец, с виду здоровый, с молодым пажом.
– Если ты говоришь о незнакомце, у которого смешной выговор, – отвечала Шарлотта, – он точно остановился у нас, и если не боишься его побеспокоить, можешь пойти к нему. Только он, кажется, сердитый; я не пойду тебя провожать Пойди сам по коридору и в конце его увидишь большую комнату, номер первый. Там ты найдешь иностранца.
Новоприбывший быстро вбежал по лестнице и бросился в коридор, где тотчас нашел дверь с № 1; но он не успел еще постучать, как она отворилась; перед ним стоял тот, кого он искал.
Это был человек лет сорока, немного выше среднего роста, с широкой грудью, жилистыми руками и толстой шеей. Во всей его физиономии заметен был странный контраст: наружность его выражала то доброту, то гнев, то гордость, то низость; улыбка была по временам невыразимо увлекательна, но скоро превращалась в горький смех, приводивший в ужас. Все эти перемены происходили быстро, так что трудно было следить за ними.
Одежда его была проста, хотя принадлежала дворянскому сословию этой эпохи. Верхнее платье из светлого голубого сукна застегивалось на груди золотыми пуговицами, узкий воротник рубашки был отложен у шеи, вышитый кушак стягивался большой золотой пряжкой и придерживал шелковые панталоны, на половину красные и голубые; башмаки из черного сукна были с длинными носками.
Единственное украшение этого простого наряда состояло в тяжелой золотой цепи, на которой висела медаль, полученная, как он говорил, от самого короля французского Людовика XI, и на красной шапочке блестел большой алмаз, подаренный, по словам его, графом Вильгельмом Ван-дер-Марком, прозванным Арденнским Кабаном.
Незнакомец носил черные перчатки из тонкой кожи, которые были очень длинны. Самым странным было то, что он редко снимал перчатку с левой руки, а с правой никогда, даже во время обеда, хотя бы за столом были самые почетные гости.
Ко всему этому надобно еще прибавить черную бороду, короткую, но густую, придававшую еще больше выразительности лицу незнакомца.
Когда мнимый крестьянин постучал у дверей гостиницы, иностранец, ждавший его с нетерпением, вскочил со своего места и бросился к двери, которую отворил в ту минуту, когда посланный стоял на пороге.
– Что так поздно? – спросил он.
– Синьор капитан, раньше было невозможно; лошадь моя расковалась на половине дороги, и я должен был идти пешком.
– Фрокар, говори ясно и коротко: видел ли ты графа Монфорта?
– Видел, синьор.
– Получил приказ?
– Вот он.
Фрокар вынул из кармана пергамент и подал капитану.
Вид пергамента немного успокоил атлета, который насмешливо улыбнулся и сел за стол, где приготовлен был завтрак, состоявший из яиц, ветчины, масла и яблок.
– Садись, Фрокар, и покуда я завтракаю, прочитай мне, что пишет почтенный монфортский бурграф.
Фрокар молча сел к столу, и, развернув пергамент, прочитал следующее:
