мешки гвоздей, чтобы замедлить наше продвижение. Скорее всего, это не просто плод фантазии жителей греческой периферии. Жду, пока подтянется хвост колонны — мы останавливаемся на ночевку в какой-то деревушке.
Утром — та же история. Дальше! Дальше! Дорога ведет по глубоким горным расселинам, ущельям, то взбираясь вверх, то снова резко снижаясь. Мимо нас величаво проплывают развалины великого периода этой страны. Кто-то вспоминает Байрона, погибшего в этих местах в сражениях с турками в 1824 году. Но у нас нет времени на исторические экскурсы. Перед нами возникает Месолонгион. Скоро доберемся и до узкого перешейка Коринфа. Вот там мы и нагоним англичан. Головная часть колонны осторожно въезжает в город и пробирается по узким улочкам. Греки не скрывают бурной радости при виде нас. Незадолго до нашего прибытия из города выехали англичане, они направляются на восток вдоль берега, то есть именно к Коринфскому перешейку.
Переход через Пелопоннес
Мы одолели по горным дорогам 250 километров, и теперь перед нами темные горы, вдалеке поднимающиеся на Пелопонесс. Связи с полком «Лейбштандарт» нет, приходится рассчитывать только на себя.
Над нами и над портом Патрас, расположенным на противоположном берегу залива, кружат английские самолеты-разведчики. Акватория порта как на ладони: мы даже различаем корабли. Видим, как британский эсминец поворачивает на юг. По следам британской команды подрывников мы добираемся до Коринфского перешейка. Но вся эта ситуация здорово мне надоела, и я утратил к ней интерес. К тому же ямы на дороге в значительной степени замедляют темп следования, и мне уже начинает казаться, что я вместе со своим разведбатом скорее переквалифицируюсь в дорожные строители, чем ухвачу за хвост англичан. Меня все больше и больше привлекают эти темные горы по другую сторону. Там сейчас британские войска перебираются из Коринфа в Патрас, чтобы успеть на корабли — именно в них сейчас спасение британцев. Вот куда нам нужно! Да, но как перескочить через залив?
Я стою на моле Навпактоса, маленького, невзрачного портового местечка, где можно увидеть даже оставшиеся со времен Средневековья сторожевые башни, когда эскадрилья пикирующих бомбардировщиков атакует порт Патраса. Над кораблями вверх вздымаются клубы черного дыма. Мой взгляд падает на телефон. Связь есть, Патрас на проводе! От неожиданности я кладу трубку на вилку старомодного аппарата. Меня не покидает идея каким-то образом перебраться через этот залив и помешать британцам осуществить задуманное. Вызываю переводчика и велю ему переговорить с военным комендантом Патраса, с тем чтобы тот обрисовал обстановку в городе. Комендант под впечатлением авианалета и готов ответить на любые вопросы. Уже несколько минут спустя я имею точную картину передвижений англичан между Коринфом и Патрасом. Требую, чтобы комендант немедленно отрядил группу связи в Навпактос. Проходит совсем немного времени, и мы видим, как к нам приближается небольшой моторный катер. И тут! Епле одна эскадрилья пикирующих в небе над нами. Еще одна атака на британские корабли в порту Патраса. Самое неприятное, что комендант свято убежден, что этот налет происходит с моей легкой руки. К тому же от летчиков достается на орехи и высланному к нам катеру с офицерами связи. Катер тут же разворачивается, а оскорбленный греческий офицер с возмущением сообщает, что, дескать, в таких условиях и речи быть не может ни о каких катерах.
На мою карту падает капля пота. Все, что на ней нанесено, уже успело устареть. Где англичане? Действующие на левом фланге наши войска после перехода через Фермопилы должны стоять у ворот Афин или направляться дальше на юг к Коринфскому перешейку. Следовательно, англичане должны сейчас либо оборонять Пелопоннес, либо разбегаться по портам. Вероятно, немецкие парашютисты все же высадились на перешейке и блокировали его.
Неужели англичанам каким-то образом стало известно о нашем молниеносном прорыве? Может, их разведка хорошо сработала? А эти эсминцы готовятся воспрепятствовать попытке переправиться? Тут можно только гадать. На меня с надеждой смотрят бойцы и командиры нашего батальона. Они видят, как я стою на моле, явно прикидывая расстояние. От путей отступления англичан нас отделяют около 15 километров воды. За путь на Коринф, самое позднее, завтра разгорятся ожесточенные бои, а мой план — вступить в них загодя. Мне позарез нужно оказаться на другом берегу.
Сейчас наступает момент, когда я уже просто не имею возможности действовать по традиционным меркам и когда вся полнота ответственности ложится на мои плечи. Я переправлюсь на другой берег Коринфского залива, используя имеющиеся в моем распоряжении средства. И будет ли это акт безумия или мужества — это выяснится уже в ближайшие часы. Мои бойцы в восторге, правда, чуть позже высказываются и опасения. Артиллерия не сможет поддержать огнем маневрирование при высадке десанта — слишком велико расстояние. Саперы обращают внимание на довольно сильное волнение на море и на убогие рыбачьи лодчонки. Есть и другие минусы. Но — я уже принял решение. Наша дерзкая операция удастся.
Найти в порту несколько рыбацких лодок не проблема. Доставляют и команду — местных рыбаков. 2-я рота идет на борт первой. Сильные руки бойцов подхватывают мотоциклы «BMW» и помещают на борт лодки. На первую лодку погружено 5 мотоциклов с коляской и 15 человек личного состава. На вторую грузим противотанковое орудие и еще парочку мотоциклов. Приказ группе: «Блокировать дороги, при необходимости уйти в горы». Рыбачья лодка покидает Навпакос. Я молча прощаюсь с Гуго Краасом и штурмбанфюрером Грецешом. Пехотинцев подначивает остающаяся на берегу «команда смертников». Какой-то шутник вопит: «Слева по борту мина!» Все хохочут. Какой-то молодой солдат кричит в ответ: «Зачем мина? Эту скорлупу и гранатой разнесешь!» Лодка начинает плясать по волнам. Солдат окатывает солеными брызгами. На корме залегли пулеметчики. К бою готово и противотанковое орудие.
Все рыбачьи лодки торопятся в Навпакос. Вскоре на борту и оставшаяся часть 2-й роты. Первые две лодки уже почти неразличимы — две крошечные точки, пляшущие на воде.
Я все еще стою на причале и смотрю вслед им. Сигнал — красная ракета — провал операции или наличие превосходящих сил противника. Об этом мы договорились перед отплытием. У меня уже режет в глазах, и скоро я вообще ничего не вижу, но бинокль упрямо не беру. Когда лодки исчезают, я чувствую, что промок до нитки. Вот уже час мы стоим на причале и ждем. Напряжение достигло пика. Полтора часа спустя вижу две точки. Неужели наши лодки? Успех? Или же на их борту изувеченные тела моих бойцов? Лодки приближаются, вскоре они уже хорошо различимы. Вокруг меня накидана кучка окурков, но я копчу сигарету за сигаретой. Мало-помалу я успокаиваюсь. Операция должна, обязана удаться.
Внезапно у мола тормозит запыленный автомобиль, из него торопливо выскакивают наши офицеры. Узнаю моего уважаемого командира Зеппа Дитриха, докладываю ему о принятом мной решении и о том, как проходила операция. Еще во время доклада замечаю, как старый вояка и сорвиголова уже открывает рот, чтобы начать меня отчитывать. Наконец я заканчиваю доклад.
— Вы что, с ума спятили — отдавать такие полоумные приказы? Да вас под трибунал отдать мало! Как вы можете с таким преступным легкомыслием обходиться с моими солдатами?
Я стою и молчу, не в силах возражать упрекам командующего, надо сказать, вполне обоснованным. Больше всего мне сейчас хочется провалиться сквозь землю. Все вокруг молчат. Но вижу, как кое-кто из моих бойцов втихомолку улыбается, будто желая сказать: «Плюнь ты на эти крики — пусть себе разоряется сколько хочет. И не забудь сейчас и нас на ту сторону переправить, чтобы и нам было чем заняться!»
Между тем рыбачьи лодки уже вот-вот причалят к берегу. В бинокль вижу, что на борту куда больше народу, чем при отплытии. Постойте, постойте, да это же пленные англичане! Мои ребята притащили их сюда! Зепп Дитрих внимательно смотрит на меня и, повернувшись, без слов уходит.
А я уже не в силах сдержать охватившие меня эмоции. Жду не дождусь доклада о ходе смелой вылазки. И роттенфюрер[16] докладывает:
«Около часа мы болтались на этих посудинах, и вот стали подходить к гористому берегу Пелопоннеса. Мы поняли, что сейчас нам предстоит проба на прочность. Все бинокли уставились на берег — 800 метров, 700, 600, 500 — ну, чего же там молчат их пулеметы? Они уже давно должны открыть огонь! И в бинокли, и невооруженным глазом были видны фигурки на берегу и у домов. Мы думаем только об одном. Залегли на
