– Габриель, я знаю, что хорошо, что плохо. Я знаю, чего хочу – тебя, но твое предложение мне не подходит, – твердо сказала Дженни. Уверенная в себе и восхитительная, она упрямо и вызывающе смотрела на него. Габриель мысленно застонал. – Ты мне напомнил как-то, что у меня уже есть двое детей, которые связывают меня. Я ответила, что не стану рисковать своей судьбой, особенно ради человека, который стремится в Калифорнию. – Она вздохнула, выражение лица смягчилось, в глазах появилась нежность.
– Я не Чарлз Торндайк. Я не брошу женщину, которая носит моего ребенка, – оскорбленно сказал Габриель.
– Ты хорошо знаешь, что я имела в виду не это, – девушка вспыхнула.
– А ты знай, что я буду заботиться о тебе, если возникнет такая необходимость.
– Боже упаси! Ни у кого – ни у тебя, ни у кого-либо другого не будет необходимости заботиться обо мне, Габриель. Благодарю тебя, я справлюсь сама и выращу своих детей. Нам хватит моего заработка, но прокормить еще одного человека мне не по силам.
Под различными предлогами Дженни не оставалась наедине с Габриелем с ночи, проведенной в отеле неделю назад. Она послала письмо дяде Эвальду по известному ей адресу и каждый день ходила в порт в надежде на встречу с ним. Дядя не появлялся. Она заплатила молочнику за молоко детям последний доллар. Пришло время искать работу. Девушка надела свое лучшее платье с белым воротничком и отправилась в особняк на Пятой авеню. Она подошла к черному ходу и постучала. Дверь открыл тот самый лакей, которого Дженни и Габриель видели у парадной двери, когда из нее выходила элегантная молодая пара. Лакей был в рубашке с короткими рукавами, его расшитая галунами ливрея висела на вешалке позади него… Мужчина молча смотрел на девушку.
– Мне нужно видеть мистера Карвало, если вас не затруднит…
– Которого мистера Карвало? – спросил лакей с явным английским акцентом и отступил вглубь буфетной, безмолвно приглашая ее войти. Высокий, лысеющий мужчина с длинной шеей и выступающим кадыком рассматривал девушку с британским хладнокровием. У нее упало сердце: он напомнил ей Чарльза Торндайка.
– Мне неизвестно его имя… – она торопливо искала в кармане записку Глэдис Райт.
– Если вас прислал мистер Джеси, мисс, – сказал он, – то его отец распорядился не принимать знакомых сына. Сожалею, мисс.
Со вздохом облегчения Дженни протянула ему сложенный листок бумаги. Лакей нацепил на нос очки в металлической оправе и стал читать.
– О, чудесно. Прошу прощения, мисс Ланган, – он приветливо заулыбался. – Я совсем не хотел вас обидеть. Вам нужен мистер Карвало-старший, мистер Алонзо. Вас прислала миссионер. Я уверен, будь он дома, то, несомненно, принял бы вас. Могу я быть вам чем-нибудь полезен?
Двадцать минут спустя Элфрид Грин представил Дженни Эдвидж, своей жене-француженке, поварихе, мисс Хильдегард Мюллер, немке-домоправительнице. Ее доброжелательно встретили, предложили работу помощницы няни самого младшего мистера Карвало за четыре доллара в неделю и обед. Новые коллеги угостили девушку чаем в кухне. Она спросила: «Наши хозяева из Италии?» – И ей тут же рассказали краткую историю семьи.
– Они сефарды,[16] мисс Ланган, самые благородные из иудеев. Их предки приехали в этот город еще тогда, когда он назывался голландским Новым Амстердамом. Они участвовали в войне за независимость, потом стали купцами и финансистами. Сейчас Карвало сказочно богаты. Это культурные и очень гордые люди. – Эдвидж снова наполнила чашки, и Элфрид отрезал Дженни большой кусок торта.
– Некоторые считают их полные достоинства манеры заносчивостью, – сказала Эдвидж. – Но они брали жен и мужей только из самых богатых семей Нью-Йорка. Карвало – настоящие американцы. Они даже молятся по-английски и их священник – его называют «ваше преподобие» – тоже.
– Да, они держат на почтительном расстоянии богатых немецких евреев, что приехали в Америку лет на двести позже них такими же бедными, как и русские, приезжающие сейчас тысячами. – Она замолчала. В дверях кухни стоял безупречно одетый красивый молодой человек с мелкими, правильными чертами лица и яркими голубыми глазами. Однажды вечером Дженни видела этого мужчину выходившим из дома с прекрасной женщиной.
– Меня зовут Джеси Карвало. Вы новая няня? – спросил он Дженни.
– Она помощница няни. Ее имя Дженни Ланган. Ее прислала Глэдис Райт из благотворительного общества. Надеюсь, на этот раз вы не забудете о приличиях, сэр? – Мисс Хильдегард строго посмотрела на юношу. Джеси продолжал разговаривать с Дженни, словно домоправительницы здесь не было.
– Вы поймете, мисс Ланган, что мы – такие же люди, как все. В наши дни признанный авторитет католического духовенства подорван новыми итальянцами и ирландцами из лачуг, съехавшимися сюда, а авторитет немецких евреев покачнулся с приездом русских. Вот почему протестантские миссионеры, как ваша мисс Райт, успешно вербуют новообращенных в Маленькой Италии в Нью-Йорке и в еврейских гетто. Мы, из Испании, были первыми евреями, проложившими путь в Северную Америку. Сейчас мы сторонимся своих немытых, необразованных единоверцев, хотя сами ступили на эту землю нищими. Нас изгнала из Испании и Португалии инквизиция. Мы бродили по Карибскому морю, по Южной Америке в поисках свободы еще до появления там испанцев. Люди все еще стремятся в Америку в надежде обрести свободу и достойную жизнь. А вас, мисс Ланган, Красивую и нежную, как сказочная снегурочка, что привело вас на этот далекий берег?
– Надежда на лучшую жизнь для детей и для себя, мистер Карвало, – ответила Дженни. Она улыбнулась светло и ясно.
– Дети? Вы замужем? – воскликнула мисс Хильдегарт. – Тогда вы нам не подходите. Вы должны быть со своими малютками и мужем. Я не найму вас. Это противоречит моим принципам, – Хильдегард встала, лицо суровое, непреклонное. – Возможно, мистер Грин предложит вам какую-нибудь работу на дому, но мой совет ему – не делать этого.
Улыбка Дженни угасла, лицо побелело. Она радовалась, что нашла работу. И вот внезапное жестокое разочарование. Она потеряла ее в одно мгновение. Дженни была близка к отчаянию.
– Мисс Мюллер, прошу вас. Мне очень нужна работа.
– Какую плату предложила вам наша дорогая мисс Хильдегард? – спросил Дженни мистер Джеси
