небольшим землетрясением. Едва ли это можно считать результатом гнева богов».
– И газеты, – зачастил Кит. – Нельзя, чтобы они узнали об этом, точно? Я имею в виду, мы ведь не хотим, чтобы туристы услышали, будто здесь повсюду вроде как яд... – Он увидел лицо Лео и его голос постепенно затих.
– Ты нашел место, откуда все началось? – спросил Лео.
– Прямо наверху, у подножия скалы. Должно быть это было землетрясение, сверху ничего не шло. Я думаю если бы случилась буря, ну, знаешь, большой дождь, то наверное, тоже могло так получиться, но сейчас сентябрь и ничего такого нет.
Лео поддел ногой камень и сбросил его со склона.
– Давай ремонтировать эту чертову штуку, – сказал он Биллу. – Отправь сюда бригаду прямо сегодня, по крайней мере, эта дрянь не будет протекать в резервуар. Было бы легче справиться до снега.
Они знали, что не успеют: здесь всегда снег начинал идти в конце сентября. Но он будет таять в теплые дни снег будет выпадать и таять, пока не кончатся теплые дни или пока снега не выпадет так много, что он не будет успевать таять за один день. То есть им надо побеспокоиться о времени. «Или найти кого-то из старых индейцев Уте, живших здесь, и попросить их исполнить для нас один из их танцев».
«Боже мой, – нетерпеливо подумал он. – Что со мной происходит? Это всего лишь обычный оползень. Не делай из этого греческой трагедии». Лео пошел вверх по склону, делая длинные шаги среди обломков скал. Одно только хорошо, наверное, единственное, что есть хорошего во всем этом, что Кит так заинтересовался. Обычно, ему, казалось, было наплевать на компанию, и часто Лео сомневался, что он тут надолго задержится. Теперь вдруг тот проявил самый живой интерес. Может быть он все-таки привык к работе.
– Пошли, Кит, – сказал Лео, по-дружески кладя ему руку на плечо, – вернемся к нашей работе.
– Здесь мистер Дюран, – сказал Анне по телефону швейцар.
Анна хотела сначала сказать, что сейчас спустится вниз, но передумала.
– Попросите его подняться наверх, – сказала она Анна никогда никого не приглашала в свою квартиру, даже когда Джош привез ее домой неделю назад после ужина в его доме, она не пригласила его войти. Но сейчас она хотела, чтобы он посмотрел ее квартиру.
– Доброе утро, – сказал он, когда она открыла ему дверь. – Я пришел рано, если ты не готова, я подожду.
– Мне понадобится всего несколько минут. На кухне есть кофе.
Оставшись один, Джош нашел кофейник и кружку. Отхлебывая кофе, прислонился к кухонной двери и окинул взглядом длинную гостиную с обеденным столом, залитую солнечным светом, падавшим из окна во всю стену. Все здесь было белым. Лишь несколько поразительных цветных пятен, но преобладающим впечатлением была белизна: белый деревянный пол, белые диваны и кресла, белые стены, белые стальные светильники и стальные столики со стеклянными столешницами. Минуту спустя Джош уже смог сосредоточиться на цветах: обеденный стол был из зеленого гранита, на нем стоял макет скульптуры Уолока Вернера. На полу, между двумя группами мебели, лежали восточные ковры розовых, голубых и зеленых оттенков. На стенах – картины художников-абстракционистов. Яркие цветные завихрения, как узнал Джош, принадлежали кисти Зорах, Путтерман, О'Киф, Бартлет и Ротенберг; все женщины, отметил он.
Анна поставила чемодан у входной двери. На ней были узкие черные джинсы и белая шелковая блузка.
– Я почти готова, – сказала она и начала опускать полупрозрачные жалюзи на окнах гостиной. – Хочешь посмотреть остальные комнаты, пока мы не ушли?
– Да, – ответил Джош.
Он прошел за нею через белоснежную кухню в короткий коридор и заглянул в комнату, которая, вероятно, была спальней Анны; изумительная комната с бледно-зеленым ковром, белым стеганым одеялом, вышитым белыми цветами, с гардинами в серо-зеленую полоску и мягкой мебелью. Это была холодная, бесстрастная комната. Джош задержался в дверях, пытаясь представить себе страстное мгновение, мысль или мечту, которые могли бы возникнуть в этой комнате, и не смог.
? Это библиотека, – сказала Анна, и он прошел вслед за нею в следующую комнату.
Стены были закрыты книжными полками, заполненными аккуратно расставленными книгами; мебель обтянута темным льном, а на современном столе из стекла и стали не было ни одного предмета. Все было на своем месте.
Отсутствовала комната для гостей. И нигде не было видно фотографий в рамках.
– Это поразительно, – сказал Джош, когда они воз вращались в гостиную. – Великолепно и трагично. Как картина.
– Спасибо, – сказала Анна. – Именно так я и задумывала с самого начала.
«Картина, декорация, иллюстрация», – подумал он. Ни одной книги, сдвинутой с места, никаких покосившихся картин, никаких газет, валяющихся на столах или на полу. Никакого беспорядка. Великолепно декорированное и холодное совершенство; высокий класс и нигде не витает никаких эмоций. Вся квартира выглядела такой замороженной, как будто находилась под наркозом. Он смотрел, как Анна оглядывает свою гостиную, и увидел, что выражение ее лица меняется, становится задумчивым, а потом слегка удивленным. Ему стало интересно, не видит ли она свое жилище его глазами и не сравнивает ли с его квартирой, которая теперь показалась ему заставленной мебелью, неаккуратной, даже немного неряшливой. Ему захотелось узнать, что она думает, сравнивая его квартиру со своим белым миром, и что думает о нем. Ему пришло в голову, что он не имеет ни малейшего представления, что она о нем думает.
– Это напоминает мне Дибенкорна, – сказал Джош, показывая на гостиную. – Все эти четкие линии демаркации. Но ты, вероятно, не по его образцу устраивала свой дом, ведь он не женщина, так ведь?
Анна удивленно посмотрела на него.
– Ты узнал этих художников? Большинство людей даже не слышали о них, они не относятся к широко известным.
