безопасности, и попробовал улыбнуться. – Вечно я все порчу. Вот и теперь, даже не смог продать одну компанию, чтобы спасти другую.
– Это была победа, а не поражение, – ответила Анна. – Мы найдем способ помочь тебе, мы все вместе займемся этим. Ссор больше не будет.
Чарльз улыбнулся, слыша доверительные интонации в ее голосе. Снова захлестнула его огромная любовь к дочери, и он поразился, как мог столько лет жить без нее; его жизнь до этого дня казалась тоскливой и бессмысленной.
– Хотел бы я, чтобы этого было достаточно, – печально заметил он. – Я хотел бы уехать отсюда с тобой и с семьей, которая была бы на моей стороне, и сказать, что у меня есть все, чего я хочу. Но я не могу сделать это. Я не могу позволить этой компании погибнуть, хотя, в основном, это моя заслуга. Я еще надеюсь, знаешь, вернуть ей утраченное положение. Не такое, как при отце, больше я не обманываю сам себя на этот счет. Но если бы у меня были деньги и время, я мог бы снова сделать ее надежной и респектабельной. Деньги! – воскликнул он. И с шумом задвинул ящик стола, оставшийся открытым, звуки отдавались эхом в комнате. – Деньги! Деньги! Боже, у меня столько долгов, что я не могу ничего предпринять. На мне десять миллионов долларов процентов, и банки откажут мне в праве выкупа закладной, если я не заплачу на этой неделе, больше нельзя оттягивать. Я обегал весь город в поисках денег. Всю страну. Мне больше не предоставляют кредит. Все, что у меня оставалось, это «Тамарак Компани», а я только что разорвал сделку, и теперь мне больше некуда идти. Мне жаль, Анна, ты заслуживаешь отца, на которого могла бы смотреть снизу вверх. А тебе достался неудачник в безвыходном положении. Если только ты не веришь в сказки: добрый принц выписывает чек и говорит: «Это твое». Я уже давно перестал верить в сказки.
Анна прошла через кабинет к столу Чарльза. Взяла стеклянное пресс-папье и задумчиво стала разглядывать его. В центре стоял эльф, упираясь руками в бока, с хитрой усмешкой на губах.
– А как насчет злого принца? – спросила она.
– Что?
– Ты сказал, что обязательно хочешь поговорить с ним, – тихо сказала Анна. – Спросить его о шоссе, об Управлении, о фуникулере...
Они посмотрели друг на друга через стол. Мысль о столкновении с Винсом отозвалась в душе Чарльза наводящим ужас сигналом тревоги. Никто не боролся против Винса, он боролся против всех. Он бросал вызов миру и всегда побеждал. Чарльз не мог себе представить, как сможет противостоять ему, обвиняя его, требуя от него чек для... «Боже, – подумал Чарльз, – это безумие».
Но здесь была Анна, она не сводила с него глаз. И он знал, что должен сделать это для нее, даже в большей степени, чем для себя. Пришло время выбирать между дочерью и братом, что нужно было сделать двадцать пять лет тому назад. «Я могу это сделать, – подумал он. – Для Анны, для самого себя, для всей семьи. Может быть, я не мог сделать это раньше, но теперь я не одинок. У меня есть Анна и все остальные со мной; отныне они всегда будут рядом. Что бы ни происходило со мной раньше, теперь все по-другому... Теперь».
Это слово стало как бы выстрелом из стартового пистолета в гонках. Резко, чтобы не было времени передумать, Чарльз подошел к шкафу в углу кабинета и взял свое пальто. Он надел его, застегнул пуговицы, взял шляпу и перчатки с полки.
– Мы успеем на ближайший самолет до Вашингтона. – И протянул руку. – Я хочу, чтобы ты увидела, как это будет, – сказал он.
Винс только что вернулся из Денвера на открытие сессии Конгресса. Он был один, Клара осталась еще на неделю. Слуга распаковал чемоданы и все разложил по своим местам. Винс принял душ, выпил виски с содовой и одевался в спальне к ужину, поглядывая на второй стакан с выпивкой, стоявший под рукой, когда позвонил швейцар и сказал, что в вестибюле находится Чарльз Четем.
– Хорошо, Чарльз, – сказал он, проходя в гостиную в то время как слуга открывал дверь. Но вошел не Чарльз; это была Анна. Винс резко остановился, сдвинув брови, мысленно он перебирал возможные варианты, когда Чарльз вслед за нею вошел в комнату.
– Винс, – начал Чарльз. Он не протянул руки. Он смотрел на смокинг Винса, верхние пуговицы рубашки были не застегнуты и галстук свободно болтался вокруг шеи. У Чарльза было чувство, как это часто случалось, когда он бывал у Винса, что он вмешивается в жизнь занятого человека. – Извини, что без предупреждения, мы только что из Чикаго. Я не думаю... надеюсь это не займет много времени.
– Надеюсь, что нет, – коротко ответил Винс, но не сказал, что собирается уходить и они могут увидеться с ним завтра. Ему нужно было знать, чего они хотят и почему здесь Анна, почему Чарльз нервничает. – Итак? – сказал он. – Что вам угодно?
– Мы можем сесть? – спокойно спросила Анна, и Винс почувствовал, как начал биться мускул у него в глотке, когда увидел, что она легко обошла его грубость вместо того, чтобы неловко стоять посередине комнаты, где он намеревался их оставить.
Он прошел мимо мягких кресел и диванов к столику для игр у закругленных окон, выходящих на гавань.
– Выпьете что-нибудь? – отрывисто спросил он, показывая на буфет, заставленный бутылками.
– Нет, спасибо, – сказала Анна.
Чарльз покачал головой. Винс налил себе виски с содовой и сел, положив одну ногу лодыжкой на колено, отодвинув стул от столика и покачиваясь на двух задних ножках. Он выжидающе посмотрел на Чарльза.
– Мы говорили с Китом, – сказал Чарльз. Голова Винса дернулась. Он прикрыл глаза, но голос был ровным и лишь слегка заинтересованным.
– С Китом?
– С твоим племянником. Кого же, черт побери, еще я мог иметь в виду? – Чарльз перевел дыхание. Он чувствовал себя сильнее. В Винсе было что-то, чего раньше он в нем не замечал, что напоминало зверя, которого вот-вот загонят в угол: он еще не встревожен по-настоящему, но настороже и готов к отступлению. – Скажу тебе, Винс, слишком многое произошло в последнее время. Трудно поверить, что на одну семью может обрушиться столько бедствий. Было это дело с шоссе в Дирстрим. На нашей стороне был один сенатор, он работал в нужном комитете в нужное время, но при всем том, мы потерпели неудачу. В Тамараке проводилась проверка Управления по охране окружающей среды, нежелательная для города,
