– Извини, – тихо сказал он. – Я не знал, что это расстроит тебя.
Уронив камешек, Винс взял прут и начал чертить линии в пыли у своих ног.
– Ты приходишь сюда каждый день?
Анна кивнула.
– Чтобы писать здесь свою книгу о нас?
Девочка пожала плечами.
– Так в чем же дело? – спросил он задумчиво. – Книга не имеет значения? Или ты не хочешь говорить об этом?
– Я не хочу говорить об этом.
– Хочешь поговорить об Эми?
– Это не ваше дело!
– Но я хотел бы знать, почему ты придумываешь себе друзей? У тебя нет друзей в школе?
Она пожала плечами.
– Что это значит? Что ты не хочешь иметь друзей? Или друзья есть, но их недостаточно? Или просто не хочешь говорить об этом?
– Я не хочу...
– Хорошо. О чем же ты хочешь говорить?
– Почему вы следили за мной?
Он покачал головой.
– Какая ты упрямая, моя маленькая Анна. Мне понравилось, как ты стояла там и с таким пылом посылала их всех к черту.
– Я этого не делала, я только сказала, что...
– Смысл был таким. Я его понял, как и все остальные.
Анна уставилась в землю. Семья возненавидела бы ее, если бы они поняли, что она имела в виду. Это было недостойно леди и непорядочно; это не соответствовало тому, чего хотела от нее Мэриан. Но девочка не могла остановиться. Какой бы одинокой, испуганной или несчастной, из-за того, что не с кем поговорить, она себя ни чувствовала, слова вырывались прежде, чем их можно было остановить. И все, должно быть, осуждали ее. Анна принялась грызть ноготь.
Винс смотрел на нее. Тринадцать лет и уже так удивительно красива и совершенно не осознает этого. Или не проявляет интереса. Может быть, она настолько не нравится самой себе, что даже не смотрится в зеркало. Раньше он никогда не обращал на нее внимания, считал слишком маленькой, слишком незначительной, слишком незрелой. Дочь его брата, которую растила их сестра Мэриан после смерти матери. Ребенок, который ни к чему не может приноровиться. Даже Чарльз, казалось, неудобно чувствовал себя с нею. Он никогда не вел себя, как любящий отец. Но сегодня вечером за обедом Винс увидел, что Анна подавила всех, находящихся в комнате, хотя и на мгновение, и был заинтригован. В последнее время они с Ритой постоянно ссорились; мужчина чувствовал, что наскучивший брак сковывает его, а здесь была Анна, приятное развлечение.
Он наклонился вперед, чтобы увидеть ее профиль. Широкий рот, нижняя губа тяжеловата, и когда она молчала, это как бы оттягивало вниз тонкое лицо. Но в тот краткий миг, когда девочка усмехнулась, черты лица преобразились, и даже Винс, на которого женщины не часто производили впечатление, затаил дыхание при внезапном проблеске ее красоты. Нос у Анны маленький, слегка вздернутый, скулы высокие, немного угловатые. Глаза, скрытые сейчас тяжелыми веками, – синие, почти черные, когда она сердилась. Следовало бы хорошенько оттереть ее лицо и руки, расчесать спутанную массу черных кудрей, и кто-нибудь уже давно сжег бы этот бесформенный сарафан и заменил его на прохладный лен или блестящий шелк. Локти девочки казались острыми. Винс представил себе длинные ноги и твердые коленки под мягкими складками платья. Воображаемая картина возбудила его. Острые косточки и нежная кожа, огненный взор и детский рот, тело, которое никто еще не учил двигаться, льнуть и обнимать...
– Но это могла быть вовсе не я, – резко сказала Анна. Она сердито посмотрела на него, – если вы решили, что я посылаю их к черту, может быть это потому, что хотели услышать это. Или оттого, что сами хотели им это сказать.
На какую-то минуту наступила тишина. Винс улыбнулся.
– Когда-нибудь, малышка, ты станешь потрясающим оппонентом.
– Вы думаете, это комплимент? – Анна серьезно посмотрела на него.
– Да, и ты тоже так считаешь. Тебе нравится битва: я видел твою готовность к ней, сегодня вечером.
Она покачала головой.
– Нет, я ненавижу борьбу.
– Ты научишься, – сказал он. – Хочешь, я научу тебя?
– Любить битвы?
– Побеждать в них. Говорят, у меня это хорошо получается.
– Кто говорит?
– Люди, которые наблюдали за мной. Люди, которые проиграли мне.
– Я не хочу. Думаю, я буду учиться другим вещам.
