– Да, мэм, таковы мои намерения, – сказал Лукас, и Николь рассердилась и демонстративно повернулась к ним спиной. – Вам пора подняться на судно, миледи.
– Николь, дорогая! Ты не хочешь попрощаться со своей мамочкой? – заплетающимся языком плаксиво выговорила Хелен.
Николь не обернулась, сильно закусив нижнюю губку и сдерживаясь изо всех сил. Резкие порывы ветра трепали и прижимали юбки сзади к ногам.
– Ну, не важно, – произнесла леди Дотри смиренным тоном. – Милорд, вашу руку, если не возражаете.
– С удовольствием, мадам, – поклонился Лукас и обратился к Николь: – Ждите меня здесь, Николь. Я скоро вернусь.
Николь кивнула и словно окаменела. В душе ее царило смятение. Да, она полностью права, что не захотела попрощаться с матерью, с этой дурной, безнравственной, чужой женщиной. Всю жизнь леди Хелен бессовестно пренебрегала детьми, а если вдруг вспоминала о них, то лишь усугубляла их страдания. Теперь к ней подкрадывалась старость, пугающая и вызывающая отчаяние. По мере того как эпоха, которой она так наслаждалась, уходила в небытие, стареющая дама становилась все более жалкой и безрассудной. Эта женщина ничем, ничем не заслужила сочувствия!
И вдруг Николь сорвалась с места и побежала, но не от пристани, а к ней. Она летела сломя голову, окликая мать, и едва успела к тому моменту, когда леди Дотри собиралась ступить на сходни, опираясь на руку услужливого моряка.
Она крепко прижалась к матери.
– Желаю вам… счастливого плавания, maman. – Николь поцеловала мать в щеку.
– Дорогая моя девочка! – Хелен тоже поцеловала ее. – Не волнуйся, у меня все будет хорошо, даже прекрасно… Как всегда! Я буду писать!
– Мама! – погрозила ей шутливо Николь. Леди Дотри залилась своим серебристым смехом.
– Ты единственная, кто меня понимает. Я буду вести себя хорошо, обещаю тебе. Я никогда не хотела причинить кому-нибудь зло.
– Правда, maman, никогда? – Николь сморгнула слезы. – Я люблю тебя, мама!
– Да-да! – Леди Дотри поспешно промокнула глаза кружевным платочком. – А теперь уходи. Прямо передо мной на борт поднялся на редкость привлекательный джентльмен. Я не могу допустить, чтобы он увидел меня в первый раз с покрасневшими глазами! Иди… Твоя maman отправляется навстречу грандиозному приключению!
Глава 15
Лукас молча подвел Николь к карете, поднялся вслед за ней, и кучер тронул лошадей.
Николь забилась в уголок, отвернулась к окну и время от времени тихонько всхлипывала.
Лукас не тревожил ее, отлично понимая, что творится у нее в душе. Нелегко быть дочерью броской красавицы Хелен Дотри, о которой по заслугам злословили в свете. Но мать есть мать, и дети любят своих родителей, даже если те их разочаровывают. Он тоже любил своего отца, хотя одно время считал его предателем своей страны.
Лукас не мог с этим смириться, но не любить отца тоже не мог. Николь не нравился образ жизни матери, но она все равно ее любила. Таковы уж дети, какого бы возраста они ни были.
– Не волнуйтесь за нее, – наконец сказал он.
– Я знаю, что за маму можно не волноваться, она всегда хорошо устраивается. Просто я подумала, что всем нам придется изучать итальянский язык, ведь через год она вернется с новым мужем, на этот раз итальянцем. Она останется единственной, кто не понимает его речь, но для них это не будет иметь никакого значения.
Лукас улыбнулся в темноте кареты.
– Как говорится, amor regge senza legge? – сказал он. – Любовь правит без правил.
– Вот видите, какой вы умница, – проворчала Николь, обхватив себя руками. – Куда мы направляемся? Вы сказали, что при вас Джульетта?
– Да, я думал, что после целого дня, проведенного в карете, вам захочется покататься на свежем воздухе. Лидия распорядилась упаковать для вас кое-какие вещи и в том числе вашу амазонку. Разумеется, мы не будем ехать верхом до самого Лондона, но пару раз можем покататься. Мы можем не торопиться и провести две ночи в дороге. Раф не ждет нас так быстро.
Эти слова заставили Николь повернуться к нему.
– Мама, Раф, вероятно, Шарлотта, а теперь даже Лидия. Почему все только и думают, как бы уложить меня с вами в постель? – спросила она и вздрогнула, как будто только сейчас поняла, что сказала.
– Чтобы избавить вашу сестру от подозрений, ей сказали, что у меня в Кенте небольшое поместье, и она думает, что мы собираемся навестить мою мать, которая приехала сюда из Хэмпшира.
– Раф солгал Лидии?!
– Нет, думаю, это сделала Шарлотта. Но ведь ваш брат и невестка не знают, что вы относитесь ко мне с такой неприязнью. Они по-прежнему думают, что мы поженимся.
– Я вовсе не отношусь к вам с неприязнью, – тихо проговорила Николь. – Я же сказала, что понимаю, почему вы совершили тот поступок… То есть думали его совершить, но не смогли.
– Но я подставил под удар всю вашу семью. Так что я понимаю…
– Понимаете? Вряд ли вы способны понять, не зная того, что известно мне.
Лукас дал ей время закончить мысль, но не дождался и сказал:
– Раф рассказал мне, что случилось в день гибели вашего дяди и кузенов. Теперь я понимаю, почему человек без совести и чести способен представить все в таком виде, будто Раф причастен к их гибели, хотя в это время ваш брат находился в Париже. В лучшем случае может разразиться скандал, от которого никто из вас никогда не сможет оправиться. А в худшем?
– А в худшем Рафа могут повесить. – Она снова отвернулась к окну. – И все из-за меня. Если бы я не согласилась на ваш план, не уверяла вас, что знаю, почему вы просите меня о помощи…
Лукас был потрясен:
– Вы во всем вините себя? Но, Николь, это же смешно!
– Я часто бываю смешной, – со вздохом сказала она. – Но ведь это действительно так, как вы не понимаете? Если бы вы рассказали мне о своем отце, о том, чего от вас требует лорд Фрейни, я бы сразу сказала вам, что вы не сумеете этого сделать. Ни за что, чего бы он вам ни наобещал! Я видела, как вы разговаривали с теми несчастными солдатами. Вы никогда не совершили бы поступка, который вовлек бы в беду таких людей, как они. Вы на это просто не способны.
Лукас подумал о Джонни и его товарищах, которые уже покинули город и теперь находятся в безопасности, но не стал говорить об этом Николь. Это выглядело бы бахвальством. Однако ему нечего было возразить Николь. Он действительно должен был понять, что при своих взглядах не способен стать агентом-провокатором Фрейни.
Но он позволил себе думать, что возможность получить сведения о человеке, предавшем его отца и погубившем его мать, важнее всех других соображений.
– Вынужден признать, что вы правы. Мне следовало послушаться вас, когда вы потребовали, чтобы я рассказал вам всю историю с Фрейни. Думаю, тогда бы я осознал, что ставлю свои желания выше соображений нравственности. Откровенно говоря, меня остановила сама мысль открыться вам.
И тут она снова его удивила, что, видимо, вошло у нее в привычку.
Николь повернулась к нему и… улыбнулась!
– Я всегда права, Лукас, за исключением тех случаев, когда ошибаюсь. Я допустила ошибку, согласившись помогать вам, не зная, почему вам нужна моя помощь.
– Так почему же вы согласились?
– Потому что хотела быть рядом с вами. Я ожидала интересной истории, уверенная, что рано или поздно разгадаю вашу тайну. Я никогда не могла устоять перед тайной. Но главное, мне хотелось быть с
