она была достаточно хорошо информирована о технической стороне дела. Я думала, что обязательность соприкасания рук – двух рук со стороны каждого человека – придумана для того, чтобы исключить фокусы со стороны кого-либо. Но это меньше всего меня беспокоило. Она была права. Оперативные записи мне нужно было делать хотя бы для себя, чтобы сдержать крик. Мне было очень страшно.
Мы долгое время сидели молча. Мои глаза постепенно привыкли к тусклому свету. Би в свободной руке держала карандаш. Ее голова была наклонена. Я слышала о том, как пишут механически. Я решила, что, когда карандаш начнет двигаться, я поставлю его кончик на лист бумаги. Ее рука, лежащая в моей, была мягкой, холодной и расслабленной. Дыхание ее было ровным. «Дальше будет легче», – уверила я себя.
Комната была полна различными таинственными звуками. Хотя окна были закрыты, приближающийся шторм принес ветерок, который тайком проникал сквозь различные щели и заставлял шелестеть драпировки. Было очень жарко, и красный свет усиливал впечатление, что я приземлилась в одном из наименее изведанных мест Вселенной. Мой физический дискомфорт возрос до того, что я забыла о своих страхах. Украдкой я вытерла свободной рукой испарину со своего вспотевшего лица.
Спустя некоторое время я поняла, что не так уж сильно вспотела. Температура в комнате была почти оптимальной, то есть было достаточно прохладно. А холод все нарастал. Би подняла голову. Ее пальцы стиснули мою руку.
Мне казалось, словно я готовлюсь к смерти. И это были не пустые слова. Мои легкие опустели, а кровь стремительно побежала по сосудам.
Фигура была еле уловимой и совсем прозрачной. Или она освещалась слабым светом, создаваемым ею самой, или я ощущала ее какими-либо другими чувствами, кроме зрения, но, хотя она слегка колыхалась, как будто ветерок шевелил поверхность, на которой она была нарисована, я легко смогла различить каждую деталь – длинное платье сочного зеленого цвета, обшитое мехом, украшенный драгоценностями пояс, завязанный высоко, почти на груди, искры крошечных камней, паутиной покрывающих волосы. Лицо не было видно столь отчетливо, но мне показалось, что глаза были голубыми.
Би что-то бормотала низким торопливым голосом. Я не слышала всего, что она сказала, поскольку не прекращался шум в голове, напоминающий звук прижатой к уху морской раковины, но я уловила несколько фраз:
«... много обиталищ... в нем совсем нет тьмы... в дальнейшем поручаю отеческой благодати всех тех, кто по какой-либо причине отчаялся... когда двое или трое соберутся вместе во Имя...»
Затем она вытащила свою руку из моей, согнула ее и склонила голову. Ее голос стал сильнее:
«О, Господи, Создатель и Спаситель всех смертных, мы смиренно молим тебя за людей любого рода, принадлежащих всем народам...»
Она перешла от этого, что бы это ни было, к апостольскому символу веры и молитве Господней, и прозрачная фигура заколебалась и закачалась более сильно. С заключительным «Аминь» она покинула нас. Она не растаяла, она просто исчезла. Длинный вибрирующий вздох затих в тишине.
Би сразу же сняла платок с лампы. Ее глаза светились. Мерцающие следы влаги полосами обозначились на ее щеках. Возможно, это был пот. В комнате снова стало жарко, как в печи для пиццы.
Я пыталась придумать, что бы такое сказать, что не было бы ни банальным, ни причудливым. Но не смогла. Тогда я прокашлялась и спросила:
– Теперь мы можем уходить?
– Если хотите, – сказала тихо Би. – Явление закончилось.
– Так ли?
– Разве вы не почувствовали? Это было удивительное чувство мира и покоя. – Она вытерла глаза носовым платком. Конечно же, у нее был чистый носовой платок. – Мне не следовало плакать. Это было так красиво! Я так счастлива.
– Я рада это слышать.
– Но, моя бедная Энн. – Она быстро сжала меня в объятиях. – Мне кажется, что вы напуганы. Простите меня, дорогая. Но я рада, что вы были здесь, готовая помочь и все засвидетельствовать. Пойдемте, я уложу вас в постель. Не хотите ли чашку чаю?
При такой душевной поддержке чай уже был не нужен.
– Не надо чая, – сказала я, – но все равно спасибо.
Би отказалась возвращаться назад на цыпочках. Она летела по коридору, как святой на пути к славе. Она не отказалась бы повстречаться с Роджером и умирала от желания рассказать ему о своем триумфе. Тем не менее мы не встретили его. Я отказалась от нового предложения чая и наконец увидела закрывшуюся за ней дверь.
Я стояла возле своего порога, прислушиваясь к тишине. Я чувствовала такое же облегчение, как после выздоровления от гриппа. Худшее уже было позади, но каждый мускул тела был вялым.
Из всех вещей, которые я до сих пор видела, призрачная леди была наиболее объяснима. Я даже могла представить себе, как это можно устроить. Чего я не могла понять, так это то, как некто мог узнать о наших планах. Мы обсуждали их единственный раз, когда находились одни в автомобиле.
Но не это заставляло меня стоять в нерешительности на пороге моей комнаты, вместо того чтобы рухнуть в постель. Я вынуждена была признать, что была напугана этим представлением. Теперь я к тому же не была спокойна за Би. На ум стали приходить слова типа «причуды Иисуса» и «религиозный фанатик» вместе со страхом за религиозную самонадеянность, толкнувшую ее на бой с дьяволом за спасение проклятой души. Я знала об этом раньше и противодействовала этому, но не могла забыть ее спокойного признания, что она подмешала Кевину зелья. Она не знала о моих предположениях относительно наркотиков и гипноза, но хорошо была осведомлена о том, что он может быть невменяем. Как она могла пойти на это?
Я знала, что не пойду спать, прежде чем не удостоверюсь, что с Кевином все в порядке.
Я думаю, что закрыла свою дверь, хотя не вполне уверена в этом. Комната в башне была дальше комнаты Би в конце коридора. Я была босиком и не создавала шума.
Я открыла его дверь без стука. Окна были широко распахнуты, занавески трепыхались на ветру.
