вызвало бы смущение даже у клиентов публичного дома среднего пошиба. А Джек был старательным участником.
— За три дня до свадьбы, — мрачно проговорила Лаура. — И он пачкался с…
— В загородном клубе? — Голос Кэтлин перешел на визг.
Одри кивнула.
— Ну если это подтвердится, — пробормотала Кэтлин, — он будет выброшен из членов клуба. Завтра я поговорю об этом с Маркусом.
Она внезапно прервала себя, вспомнив, что завтра собиралась поговорить с Маркусом о кое-каких вещах. И перед свиданием она должна четко представлять себе, что собирается ему сказать и что сделать.
В данный момент она знала только одно — это будет разговор не из приятных.
В полночь они закончили обзванивать гостей, приглашенных не из Спрингхилла, по Лауриному списку и решили, что до завтрашнего утра больше ничего не сделаешь. Одри уложила Лауру на кровать в комнате Кэтлин — комната для гостей давно уже была заставлена ящиками и коробками — и спустилась вниз.
— Разве то, что у мужчины есть какие-то деньги, уже делает его хорошим мужем? — проговорила она устало. — Что за безрассудство пытаться управлять жизнями наших детей. Какие бы ошибки они ни делали, становится еще хуже, если мы пытаемся поучать их. — Она испуганно взглянула на Кэтлин и резко поднялась. Похоже, она сказала больше, чем хотела. — Пожалуй, я приготовлю еще одну чашку чая. Ты хочешь, Кэтлин?
Пенн был прав. Мама не любит Маркуса. Она даже шепотом не обмолвилась мне об этом, не верит, что может изменить мое мнение, или, напротив, уверена: любая попытка повлиять на меня только ухудшит положение. Она убеждена, что свадьба с Маркусом будет моей ошибкой…
Кэтлин пошла спать; не совсем уверенная, что может ответить на такой вопрос, и поднялась, едва забрезжил рассвет. Лаура еще спала на соседней кровати. И хотя девушка хмурила во сне брови, видя, возможно, мучительные, тревожные сны, Кэтлин не разбудила ее.
В махровом купальном халате и ярких клетчатых тапочках она спустилась вниз, чтобы позвонить священнику и попросить его наклеить на дверях церкви объявление: было ясно, что до начала венчания они не смогут обзвонить всех гостей. Кэтлин решила, что будет считать себя счастливой, если успеет задержать доставку свадебного торта. Вчера ей не удалось дозвониться кондитеру. Что же касается картонных коробок со свечами, то ими уже забит придел церкви. Свечи словно приготовились символизировать огонь новой любви…
Из сада раздался резкий лай Шнуделя, и Кэтлин пошла, чтобы его впустить. Но, оказывается, он протестовал против вторжения полдюжины молодых мужчин, идущих по садовой дорожке. За углом дома Кэтлин увидела стоящий на подъездной аллее арендованный грузовик.
— Мы приехали помочь миссис Росс перевезти ящики на склад, — объяснил один из них, и все они проследовали мимо Кэтлин на кухню, прежде чем она успела закрыть рот, а не то что дверь.
Вроде бы Одри ничего не говорила ей о предстоящем сегодня переезде. Кэтлин не помнила. Но это еще ничего не значит, принимая во внимание, какая у нее выдалась эта неделя. Половина центра Спрингхилла могла бы взлететь на воздух или сгореть, а она ничего бы и не заметила.
Шнудель вбежал вслед за рабочими и сразу направился к своей корзинке, которая стояла в одном из незахламленных углов кухни.
— Ну какой же ты сторож, — с укором сказала ему Кэтлин.
Потом, услышав, как Одри дает инструкции рабочим в главной прихожей, она выбросила все эти заботы из головы и занялась своим списком.
Через час она уже совсем не обращала внимания на целую команду рабочих и на постоянный поток ящиков и мебели, проходивший через кухню и дальше, к грузовику. Лаура спустилась вниз, ее голос стал твердым, руки уже не дрожали, после того как ей все-таки удалось немного поспать. Она заняла место Кэтлин у телефона. Тогда Кэтлин посмотрела в окно на постепенно заполняющийся грузовик, размышляя, что же ей делать со свадебным тортом на триста человек. И в этот момент приехал Маркус.
Он оглядел хаос на кухне и натянуто произнес:
— Я шокирован, Кэтлин.
Она посмотрела на него долгим взглядом, отрешенным от окружавшего ее шума, не замечавшим его замешательства. Все внимание она сосредоточила на Маркусе — на его красивом лице с выражением непреклонности, на надменной линии плеч и холодном оценивающем взгляде.
После того, что произошло вчера вечером, было просто невероятно, что в его голосе не слышалось ни намека на извинение или хотя бы какой-то настороженности перед предстоящим разговором. Конечно, даже если Маркус верил, что большая доля вины лежит на нем, он не мог не убедить себя в том, что в его поступках нет ничего неправильного, или сомнительного, или неблагоразумного.
Теперь Кэтлин точно знала, как чувствовала себя Лаура вчера вечером, когда ей задали этот тяжелый вопрос и неожиданно с ее губ сорвался выстраданный ответ.
Она оглядела кухню и пожала плечами.
— Я считаю, Маркус, ты должен выражаться яснее. Что же тебя шокирует? Тебе не нравится, как упакованы вещи? Или что ты не мог утром пробиться к нам по телефону? Или…
— Прежде всего то, как ты одета.
Кэтлин совсем забыла про халат. Он был коротким и сшит из легкой махровой ткани. Только сейчас она обратила внимание на взгляды молодых мужчин, ходивших через кухню, — от робких, смущенных до дерзких.
— Иди и сейчас же надень что-нибудь.
Если бы он не приказал, Кэтлин спокойно бы извинилась и поднялась в свою комнату. Но от холодного приказного тона у нее зашевелились волосы на затылке.
— Почему? — упрямо спросила она.
— Потому что мы, конечно, не можем улаживать этот вопрос среди такого беспорядка.
Он с неприязнью посмотрел вокруг.
— О! Ты? Так ты, наконец, признаешь, что нам надо уладить кое-что? — любезно спросила она. — И ты просто заскочил и ожидаешь, что это будет удобно для меня?
— Я, конечно, звонил, но не мог дозвониться и условиться о времени, чтобы обсудить эту проблему.
Вот тут он прав, и Кэтлин должна была это признать.
Лаура прикрыла телефонную трубку рукой.
— Извини, Кэтлин. Я доставила тебе и так слишком много хлопот. Послушай, вряд ли мы сможем еще что-нибудь сделать. Я все же буду продолжать обзванивать приглашенных гостей по списку, но ведь только одна телефонная линия…
— И так как это твоя свадьба, Лаура, — сказал Маркус, — и это было твое намерение отменить ее, будет честно, если эту затруднительную работу сделаешь ты. Одевайся, Кэтлин.
Она покорно направилась к лестнице.
Из чистого упрямства она проигнорировала элегантное, спортивного покроя пальто Маркуса и его модный галстук и надела джинсы и хлопчатобумажный спортивный свитер. На всякий случай она оставила макияж, стянула волосы на затылке лентой и сунула ноги в парусиновые туфли.
Когда она спустилась, Маркус на мгновение пришел в замешательство.
— Я думал, мы позавтракаем в клубе, но твой костюм вряд ли для этого подойдет.
Она любезно улыбнулась:
— Извини. Я подумала, что ты спешишь. А как насчет стоянки грузовых автомобилей вместо клуба? Там тебя никто не узнает.
Он сердито взглянул на нее, и Кэтлин напомнила себе, что сарказм тут неуместен. Лучше всего закончить разговор быстро, спокойно и без обвинений. Все это было ошибкой, но вина в большей степени ее — и рана не заживет быстрее, если резать по живому.