но булочки я могу печь из чего угодно.
Шарли кивнула:
– Замечательно.
Отложив мозаику, Спенс направился на кухню.
Шарли потянулась, разминая затекшие мышцы. Спать на полу – не лучшее занятие. Подложив дров в камин, она села на кушетку. Подушки еще хранили тепло тела Спенса.
Взяв один кусочек мозаики, Шарли внимательно изучила в мерцающем свете свечей картину, которую он собирал. Она была сложена больше чем наполовину, и стал понятен общий сюжет: улица, застроенная пестрыми, затейливо украшенными домами в викторианском стиле. На кусочке, который держала в руке Шарли, был угол окна. Она решила, что без труда найдет, где его место.
Однако прошло несколько минут, прежде чем она, вложив кусочек в мозаику, торжествующе хлопнула по нему.
– Ты так испортишь зрение.
Услышав эхо собственных слов, Шарли вздрогнула. Она не слышала, как Спенс подошел к ней сзади. Он обмотал вокруг пояса полотенце вместо фартука; оно подчеркнуло его узкие бедра и сделало как будто выше.
– Это относится только к тебе, – мягко парировала Шарли. – Сейчас я тебе покажу, как работает настоящий специалист по мозаикам.
– О, тебе понравилось? – удивился Спенс, забирая свечи.
– Так нечестно! Немедленно поставь назад свечи…
– Без них я не увижу, что кладу в тесто, – возразил он, – и у меня получатся самые необыкновенные булочки на свете.
В тусклом мерцании пламени в камине все кусочки мозаики окрасились в зловещий багрянец. Шарли театрально вздохнула.
– Если ты хочешь заняться чем-нибудь полезным, можешь помешать тушенку.
– А я думала, сейчас твой черед готовить. – Однако она пошла следом за ним на кухню.
– Мы установили очередь? Я-то полагал, что мы действуем как команда.
От этих небрежных слов у Шарли защемило сердце. Схватив деревянную ложку, она всеми силами обрушилась на тушенку.
Спенс подошел, чтобы взять что-то из шкафчика над плитой, и при этом рукавом задел Шарли за волосы. Он тотчас же отдернул руку, словно обжегся.
Дрожащее пламя свечей отбрасывало черные тени на его лицо, отчетливо выделяя скулы, брови и ямочку на подбородке. Шарли стоило лишь чуть повернуться, и она оказалась бы в объятиях Спенса.
И что дальше?
С улицы донесся треск ветки, не выдержавшей веса намерзшего на ней льда. Этот звук нарушил завороженное оцепенение. Спенс, очнувшись, отправился делать тесто, а Шарли принялась помешивать мясо, тщетно пытаясь прогнать из глаз непрошеную влагу.
Сейчас должна была бы наступить первая брачная ночь.
«Спенс, – хотелось закричать ей, – что с нами случилось? Если бы только я могла понять!..»
ГЛАВА ПЯТАЯ
Но Шарли промолчала, сознавая справедливость слов Спенса. Он действительно больше не должен ей ничего объяснять. Вернув перстень, она отказалась от права задавать вопросы.
Привернув газ под мясом, Шарли достала из буфета тарелки. Как только она начала накрывать на стол, у нее снова заболело сердце от воспоминаний. В основном они со Спенсом ужинали в людных ресторанах или дома у Хадсонов, где за столом присутствовали Мартин и Шарлотта. Но пару раз они наслаждались ужином вдвоем дома у Спенса, и еще был тот импровизированный выезд на природу, когда они укрылись в дальнем углу парка, подальше от людских глаз. И вот сейчас этот скромный ужин при свечах.
Конечно, жалость к себе – это пустая трата времени, и все же ей с большим трудом удалось сглотнуть подступившие к горлу слезы.
Спенс оказался прав начет своих булочек, тающих во рту, и Шарли, доедая третью, сказала ему об этом.
– Меня научила их печь моя мать, – заметил он, намазывая булочку маслом.
– Жаль, что я ее не знала.
Спенс редко говорил о своей матери, которая умерла, когда он еще учился в школе. Интересно, заговорит ли он о ней сейчас?
– Когда я был маленький, у нас дома постоянно пекли такие булочки. Прошло много времени, прежде чем я понял, что они не только вкусные, но и дешевые. – Он склонил голову набок. – Послушай.
Глядя на его напряженную позу, Шарли ожидала услышать по меньшей мере рев спасательного вертолета, но не услышала ровным счетом ничего.
– И что я должна услышать?
– Ветер. Он стих.
Спенс опять был прав. Шарли почувствовала, что что-то изменилось, но не догадалась, что больше не слышит завываний бури.
– Может быть, на улице потеплеет. Хотя здесь уютно, домик не предназначен для того, чтобы в нем жили зимой.
– Знаешь, я не могу представить, как утонченная Шарлотта Хадсон вообще приезжала сюда, – хмыкнул Спенс.
– А она сюда и не приезжала. Здесь спасался время от времени Мартин.
– Ну, конечно. Если хорошенько подумать, в этом нет ничего удивительного.
Шарли стало не по себе.
– Послушай, Спенс, мне известно, что ты невысокого мнения о тете Шарлотте, но ты к ней несправедлив. После случившегося с ней инфаркта она стала другим человеком. Раньше она не была такой раздражительной.
Спенс поднял руку.
– Я имел в виду не совсем то. Так или иначе, давай не будем сегодня из-за этого ссориться, хорошо?
Шарли возила вилкой по тарелке.
– Ладно, – наконец расстроенно произнесла она. – И все же Шарлотта не виновата. Такое случается: после болезни характер человека меняется. В любом случае тетя была очень добра ко мне. Взяла меня к себе…
– Она же твоя близкая родственница, черт побери! Как же иначе? Что бы сказали люди, если бы она от тебя отвернулась?
– Это можно было бы понять. Именно в тот год у нее был инфаркт. Никто не мог предположить, что первой умрет моя мать… – Шарли вздохнула. – Меньше всего на свете Шарлотте была нужна шумная глупая девчонка, нарушившая ее спокойную, размеренную жизнь.
Спенс покачал головой:
– Ты не шумная и не глупая, Шарли.
Его голос – негромкий, чуть дрожащий – поразил Шарли. Он показался таким искренним…
Спасибо, – с трудом удалось ей вымолвить.
Спенс улыбнулся.
– Я говорю совершенно искренне. Улыбка его всегда была прекрасной. Нет, поправилась Шарли, у него их целый арсенал – от хитрой усмешки до страстной, знойной улыбки, от которой тают женские сердца…
Ей показалось, выдох застрял у нее в горле, отчего в легких вспыхнул пожар. Она резко отодвинула кресло, и скрип ножек по полу нарушил интимную тишину.
– Я вымою посуду, – смущенно бросила Шарли. – Булочки мне очень понравились.
Спенс не стал возражать. Он помог убрать со стола и занялся камином, а Шарли ушла мыть посуду.
Стоя у мойки, она вдруг расстроилась, что не услышала в ответ: «Куда торопиться? Давай просто посидим, поболтаем…»
