Тара замолчала. Бездушное отношение Грега к Кэти вызвало в ней воспоминание о его обычном полном безразличии к страданиям и чувствам других людей. Его занимала только собственная жизнь. Ее внезапно охватила глубокая усталость, ей хотелось остаться одной.
— Прости меня, Грег, я, пожалуй, пойду домой. Я вдруг почувствовала, что устала. Возможно, от конной прогулки или этого чудного свежего воздуха.
На секунду выражение гнева появилось на его лице. Еще одна отговорка! Сколько же она собирается держать его на расстоянии вытянутой руки? Она прочитала его мысли.
— Ты не возражаешь?
— Возражаю, — сказал он честно. — И… не возражаю.
Попытавшись обратить все в шутку, он напомнил себе, что должен быть терпелив. Ведь это всего лишь первый вечер в Эдеме. И на Тару давить не следует. «Все же, — думал он, пока галантно провожал ее в комнату и прощался у двери, — это должно случиться, и когда случится, будет прекрасно, не может не быть после такого долгого ожидания».
В своей комнате Тара наконец расслабилась. Этот обед был огромным напряжением для нее. Смотреть на человека, сидящего напротив, такого внимательного, такого обходительного, так преданного ей, и пытаться сопоставить его с тем, кто разрушил в ней веру, сделал все, чтобы убить ее, — ее сердце разрывалось от противоречивых чувств. «Может быть, есть два Грега Марсдена, — подумала она, — как оказалось, что существуют две Стефани Харпер. Может быть, с Тарой Уэллс в нем реализовывались все его лучшие качества, он становился тем, кем хотел бы быть. Он был со мной более искренен, чем, я думала, он может быть: он признался в своих корыстных мотивах в женитьбе на Стефани. Но, если он и стал теперь добродетелен, этого слишком мало и слишком поздно. Это уже не сможет компенсировать то зло, которое он мне причинил».
Нет, она не проявит слабости, невзирая на то, как лучезарно он улыбается, как светятся любовью его глаза, когда он смотрит на нее, как он красив при свете свечи на обеденном столе или в расслабленной позе на скамейке под усыпанным звездами небом. Он прекрасен, но он обречен.
Она знала, что не должна слишком долго выжидать. Ей не удастся слишком долго притворяться, что она не бывала раньше в Эдеме. Ей не удастся долго выказывать расположение к человеку, которого она ненавидела всем своим израненным сердцем. Не хватает лишь одного кусочка в мозаике, подумала она. Завтра приедет Джилли. Тогда действующие лица будут в сборе, и пьеса сможет начаться.
Оставалось сделать лишь одно, прежде чем она пойдет спать. Выйдя из комнаты через балконную дверь, она прокралась по веранде вокруг дома до комнат прислуги. Она быстро подошла к комнате Кэти и постучала.
— Войдите.
По озадаченному тону можно было понять, что у Кэти редко бывали посетители.
Кэти сидела за столом посреди комнаты, перед ней стояла старая металлическая коробка. В ней лежала пачка старых фотографий, две или три из которых Кэти держала в руке. В комнате повисла напряженная пауза, обе женщины смотрели друг на друга.
— Я… а-а… Я тут смотрела фотографии. Пожилая женщина была явно смущена внезапным появлением Тары. Она вдруг бросила на стол фотографии, которые протягивала Таре. Тара взяла их и увидела на одной из них себя верхом на Кинге, еще на одной была она же вместе с Кэти после смерти Макса. Неужели Кэти знает? И что она знает?
— Вы были в моей комнате, пока я каталась на лошади. — Она положила фотографии на стол и посмотрела на Кэти.
— Нет, я не была там, — вспыхнула Кэти. — Я таких вещей себе не позволяю.
— Вы оставили бокал с хересом у меня на тумбочке. Кэти покраснела.
— А, да, правда, — сказала она неловко, как будто только что вспомнила. — Да, я заглядывала туда. Хотела посмотреть, повесила ли чистые полотенца, вот в чем дело. — Она посмотрела на Тару. — Я бы не хотела, чтобы меня принимали за лгунью.
— Ну, конечно, нет. — Тара улыбнулась. — Ну что ж, я пойду, смотрите свои фотографии.
Она направилась к двери. Ни одна из женщин не заговорила, никто из них не осмеливался сорвать тонкую завесу тайны, что повисла между ними.
— Благодарю вас, Кэти, за прекрасный обед.
Кэти улыбнулась, почувствовав легкое ударение на слове «прекрасный».
— Пожалуйста, — сказала она. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Кэти.
Как ночная птица, Тара бесшумно проскользнула вдоль веранды к своей комнате. В окне библиотеки она увидела чью-то тень и застыла в темноте у стены, боясь быть обнаруженной. В это время в дверь библиотеки входил Грег и направился к бару. Он пришел выпить последний стаканчик перед сном, налил себе ликер и встал у камина, задумчиво потягивая густую золотистую жидкость. Над его головой висел портрет Макса, к которому были обращены тосты его друзей и коллег в тот день много лет назад, когда Стефани стала президентом «Харпер майнинг». А теперь, освещенный неясным светом одинокой лампы на столе, здесь стоял уверенный в себе Грег, царь в своем Эдеме, занявший место Макса. Она наблюдала за ним через окно и была поражена сходством этих двух мужчин, разных по возрасту и внешне не похожих — но в них обоих было обаяние и блеск, и оба напоминали хищную птицу, готовую напасть на беззащитное существо, не столь сообразительное и быстрое. Он стоял, улыбаясь своим мыслям, спокойный, обольстительный даже, но все же в нем таилась угроза.
В чем был секрет его притягательности для нее? Она не могла объяснить этого. Она стояла и наблюдала за ним, находясь во власти очарования, которое исходит от людей, когда они не знают, что за ними наблюдают. Он допил свой бокал, поставил его и вышел из комнаты в коридор.
Тара стала пробираться дальше по веранде и уж было повернула в свою комнату. Внезапно ее внимание привлек маленький огонек спички в темноте. Огонек освещал лицо Криса. Тара улыбнулась. Этот маленький эпизод напомнил ей истории аборигенов, которые она слышала в детстве, об огненной птице, которую похитил великий виринун или колдун, но она подарила свою великую тайну всему миру: она зажгла священный огонь муравейника, от которого каждый мог зажечь свой факел. Огонь был богатейшим даром, который древние духи мироздания подарили людям. Огонь был дан людям Всевышним, чтобы спасти их от темноты и стужи. Огонь давал жизнь и ее продолжение. Одинокое сердце Тары было согрето благословением, которого испрашивал для нее Крис, и она почувствовала себя сильной и спокойной. Она была не одинока.
Глава двадцатая
Восходящее солнце превратило долины вокруг Эдема в кроваво-красное великолепие. Яркая заря прокралась через пространство и широкие равнины, наполнив ущелья, расщелины и неровные скалистые гряды теплом и светом. Только непрерывное траурное стенание какой-то птицы нарушало этот огромный покой. Этот застывший пейзаж как бы задумался в ожидании событий грядущего дня.
Грустный крик птицы раздался снова. Тара вышла из комнаты и с большой осторожностью проскользнула на улицу мимо двери, ведущей в спальню Грега. Там свежая прохлада нового дня показалась ей благословением, хотя солнце пригревало ее открытые руки и уже обещало безжалостную жару днем. Она глубоко вдохнула в себя сухой воздух, который по-прежнему означал для нее, что она дома, потом пересекла двор и пошла в сторону конюшен и хозяйственных построек.
Лошади с их высокоразвитым слухом моментально почувствовали ее приближение, и, когда она вошла, все уши уже были навострены и огромные гривастые головы над дверью каждого бокса как бы вопрошали: «Кто пришел?» Тара прошла вдоль всех боксов, приветствуя каждую лошадь, как старого знакомого. Лошади фыркали и тихо ржали, узнав ее и выражая таким образом радость от их встречи. Вокруг стоял сладкий запах сена. В присутствии этих честных, любящих друзей Тара почувствовала, как ее измученная душа вновь оживает.
Потом она подошла к отдельному боксу в конце этого ряда. Он был задуман как загон для кобылы с жеребенком, а потом был предназначен Кингу, как только стало ясно, что длинноногий жеребец обещает вырасти необыкновенно высоким и крупным. Тара подошла к двери и присмотрелась. Кинг стоял спокойно в глубине бокса, но уши его были напряжены, и все черное лоснящееся тело подрагивало от внимания. Тара вошла и заперла за собой дверь на засов. Осторожно она приблизилась к нему и заговорила тихим,
