должны найти молодого господина.
Ло Бцан снова ударил в барабан, его зоркие глаза пристально вглядывались в раскаленные пески пустыни.
— Ты устала, дочка?
— Мы его найдем, Ло Бцан?
— Когда ты услышишь, как трижды забьет барабан…
— Пустыня велика…
— Если ехать с юга на север, то пересечь ее можно за триста дней, а с востока на запад — за двадцать восемь.
Девочка тихо повторила:
— Триста дней! — И вдруг она, такая робкая, повысила голос — Мы должны его найти, слышишь, Ло Бцан!
Ашима с мольбой глядела в неподвижное лицо старого предводителя.
— Когда его найдут, ты услышишь, как трижды пробьет барабан.
Сгустились сумерки, и спасательный отряд вернулся к каравану. Люди поели и напились, потом погонщики поставили верблюдов на колени, развьючили их и повели на водопой.
Мужчины наполнили бурдюки. Взошла луна, зажглись звезды… Вскоре тишину нарушало только едва слышное дыхание уснувших людей.
Не спал лишь спасательный отряд, а вместе с ним и Ашима.
— Пошел уже пятый день, — сказал Матео глухим голосом. — Куда он мог деться?
— Я ни в чем его не упрекаю, — неожиданно резко ответил Николо Поло. — Только бы он вернулся.
Глубокие складки избороздили его лоб.
— Есть еще надежда, Ло Бцан? — спросил Маффео Поло.
Глаза собравшихся устремились на старого предводителя.
С окаменелыми лицами все ждали его приговора.
— Он силен духом, — сказал Ло Бцан.
Ашима поднялась и отошла к полуразрушенному колодцу.
С восходом солнца спасательный отряд снова отправился на поиски, прочесывая пустыню слева от караванной дороги. В равные промежутки бил барабан, Ашима считала удары. Вдруг она схватила Ло Бцана за рукав и воскликнула:
— Слушай, Ло Бцан! Барабан пробил три раза?
— Нет, дочка.
В обед Матео, как и договорились, непрерывной барабанной дробью собрал всех. Люди торопливо поели, напились и, не теряя времени, продолжали поиски. Снова разделившись, они поскакали назад, но теперь уже справа от караванной дороги.
Легкий ветер подымал пыль. Измученные ослы, уже пятый день пробегавшие почти в два раза больший путь, чем караван, едва плелись по раскаленному песку. Кругом раскинулись голые песчаные холмы, — казалось, им нет ни начала, ни конца. Глухо бил барабан.
Ашима считала удары, и всякий раз у нее сжималось сердце. Как долго они уже скачут! Их тени стали короткими. Скоро они соединятся с караваном. Невыносимо болят глаза, прикованные к песку… Ашима, тихо напевавшая что-то, умолкла и впала в какую-то тревожную дремоту.
И вдруг она услышала, как трижды пробил барабан! Кровь бросилась ей в голову, сердце бешено забилось. Она очнулась:
— Послушай, Ло Бцан!
И снова: том-том-том!
И еще раз: том-том-том!
— Поехали, дочка, — спокойно сказал старый предводитель. — Нас зовет барабан.
Марко лежал на песке, в углублении, которое он, видно, вырыл уже слабеющими руками. На холмике развевались два платка, красный и белый, привязанные к седлу. В двадцати шагах от него лежал осел, вытянув задние ноги, а передние поджав к животу.
И человек и осел лежали недвижимо, и казалось, их обоих уже коснулось дыхание смерти.
Том-том-том! — звучали резкие удары барабана. С четырех сторон показались всадники. Тогда Николо Поло бросил барабан на песок и склонился над Марко.
Все остальные встали на колени вокруг отца и сына. Губы Марко, его нос, подбородок и впалые щеки были покрыты спекшейся темной кровью.
Ашима вынула бурдюк, намочила белый платок и провела им по лицу Марко. Засохшая кровь легко стерлась. Ран на лице не было.
— Сердце бьется, — сказал Николо Поло и поднялся. — Дай ему попить, Ашима.
— Он силен духом, — повторил Ло Бцан.
— Почему у него лицо в крови? — спросил Маффео Поло.
— Он отворил ослу вену и пил кровь.
Ашима дала Марко попить. Теплая вода, смочив пересохшие, опухшие нёбо и язык, потекла по пищеводу в пустой желудок.
Дыхание стало глубже, но в первое мгновение Марко почувствовал такую острую боль, что к нему вернулось сознание. Внутри все жгло огнем.
Марко открыл глаза. Он увидел личико Ашимы, окаймленное черными волосами, увидел строгое, озабоченное лицо отца и серебряные нити седых волос на его висках и бороде. Несмотря на дикую боль, Марко четко запечатлел в своем сердце эти два образа. И он сразу понял, что это не сон и не обман духов пустыни.
Юноша быстро приходил в себя. Его исхудалое лицо озарилось радостью, когда он понял, что его окружают близкие.
— Тебе надо бы всыпать как следует, — сказал Маффео с притворным гневом. — Как мы волновались…
— Да оставь его в покое. Разве ты не видишь, как он слаб, — с досадой остановил его Николо Поло.
— Дайте серому попить. Быть может, он еще жив.
Ло Бцан и погонщик верблюдов возились вокруг осла. Они принесли ему воды и ячменя. Осел медленно приходил в себя.
Напившись, и поев, Марко почувствовал вдруг невероятную усталость. Решили натянуть на палки кусок холста, чтобы юноша мог поспать в тени. Ашима вытащила из седельной сумки сплетенное из соломы опахало и обвевала Марко.
— Ты тревожилась за меня, Ашима? — спросил Марко уже в полусне.
— Да, молодой господин… Вам надо спать.
— Да, молодой господин… — пробормотал Марко и, довольный, закрыл глаза.
В ТЕНИ ВЕЛИКОГО ВСАДНИКА
Венецианцы ехали теперь по Тангутскому царству[25], которое Чингисхан завоевал перед самой своей смертью. Дорога шла вдоль гор. Она то подымалась на значительную высоту, то резко спускалась и вилась по плодородной долине, похожая на застывшую желтую реку. На склонах длинными рядами стояли черные юрты тангутов. Из круглых отверстий в крышах подымались дымки, развевавшиеся от порывов ветра, как серые флаги. На лугах паслись большие стада. Пастухи — все как на подбор, высокие и широкоплечие — играли на резных роговых дудочках. Выдавая близость селений и городов, все чаще попадалось жнивье, а иногда и неубранные поля. На горах возвышались обнесенные толстыми стенами монастыри и обители священников, владевших большими
